Окольный путь (Велисарий - 1)

Дрейк Дэвид

–  О - хорошо!
– прошипела она. Она отпустила руки и отскочила на переднюю часть стопы. Мгновение, чтобы удержать равновесие, мгновение, чтобы принять стойку, мгновение на раздумья.

Быстрый удар по колену был идеальным - копия удара, нанесенного Ветром палачу в предыдущем помещении. Его удар раздробил колено, ее просто выбил коленную чашечку. Неважно - в любом случае человек не сможет идти. А положение его головы...

Да! Ветру очень понравился удар ладонью по переносице. У Ветра этот удар всегда был смертельным. Но девушка - на этот раз - нанесла его так, как он ее учил. Скорость и грация. В ней просто было недостаточно веса

и чисто мужской силы, чтобы каждым ударом дробить кости. Так что ее удар просто выводил противника из строя, давал возможность повернуть его голову и...

Удар локтем по виску, последовавший за предыдущим, напоминал удар молнии. Он был идеальным повторением того, что Ветер нанес другому махамимамсе в соседней комнате, менее минуты назад. Да, удар Ветра мгновенно убил человека, в то время как принцессе потребовалось еще два перед тем, как ее противник замертво свалился на пол.

И что?

В конце только душа играет роль.

И тогда Ветер успокоился. Улетел, танцуя, назад в Великую Страну. Он снова поднимется, как ураган, когда позовет Махараштра. Но теперь он улегся.

Остался только человек Рагунат Рао. Обнимающий сокровище своей души, шепчущий ее имя, целующий ее глаза, тихо плачущий, уткнувшись ей в волосы.

Эпилог

Солдат и полководец

Кунгас был доволен. Его подчиненные сделали все необходимое и приготовились к отправлению в путь. Теперь он решил: пришло время нанести визит вежливости. Им предстояло долгое путешествие в лагерь императора, разбитый у осажденного Ранапура. Продлится оно по меньшей мере месяц, вероятно, даже больше - судя по виду каравана и прошлому опыту общения Кунгаса с начальником каравана. Кунгасу и его людям предстояло провести немало времени с группой иностранцев, которых их подрядили сопровождать. Лучше должным образом представиться, причем заранее, чтобы в дальнейшем не возникло непонимания. В особенности ему не хотелось непонимания с иностранцами. Этими иностранцами.

Кунгас пересек двор перед дворцом Венандакатры. Остановился на мгновение, наслаждаясь видом.

Суровая жизнь научила Кунгаса многому, преподнесла немало уроков. Например, скрывать свои чувства. Мир всегда поворачивался к нему суровым лицом, и он сам отвечал тем же. У него было несколько кличек. Его подчиненные называли его Железнолицый. Он не возражал. Нет, совсем не возражал.

Но на этот раз даже Кунгасу было трудно не улыбнуться.

Четверо йетайцев все еще оставались живы. Едва. Один даже издавал какие-то звуки. Тихие звуки, чем-то напоминающие мяуканье. Если повезет, этот проживет еще один день, подумал Кунгас. Еще один день агонии и безнадежности.

К завтрашнему дню Кунгас уже покинет эти места, но будет с наслаждением вспоминать о случившемся. Ему и его людям поручили вырезать колы и посадить на них йетайцев. Это оказалось самым приятным поручением за много лет.

Он посмотрел на женщину, сидевшую среди йетайцев, и удовольствие как водой смыло.

Не все оказалось приятным.

Для старухи они сделали все, что могли. Они хотели посадить ее на более длинный кол, но Венандакатра тут же его заметил и запретил использовать. Служанку следовало посадить на такой же кол, как и йетайцев, чтобы продлить агонию.

Однако Кунгас улыбнулся в душе. Мрачно улыбнулся.

"Но мы этого ожидали. Жаль, не смогли добраться до настоящего яда: было слишком мало времени. Но кухарки постарались. Венандакатра следил за нами, как ястреб, проверяя, не поднесем ли мы ей какую-то

отравленную еду или питье. Но мы и этого ожидали. К тому времени, как мы посадили несчастную на кол, все уже высохло. Венандакатре потребовалось бы лизнуть шест, чтобы найти искомое".

Командир кушанов уже начал отворачиваться. Затем, повинуясь импульсу, повернулся назад. Быстро оглядел двор. Никто не смотрит.

Кунгас быстро поклонился старухе. Это меньшее, что он может сделать. К тому времени, как деревенским жителям позволят снять ее тело, от него мало что останется. Конечно, священники откажутся отслужить заупокойную. Поэтому несчастная заслужила по крайней мере поклон от своего убийцы.

Это ни в коем смысле не было религиозным жестом. Как и большинство его подчиненных, Кунгас все еще оставался верен буддизму, который принял после покорения Бактрии и Северной Индии. Принял, а затем защищал. Во времена расцвета Пешавар, столица Кушанской империи, был мировым центром буддизма. Но славные дни Кушанской империи миновали. Ступы лежали в руинах, монахи и ученые были мертвы или разлетелись в разные стороны. Йетайцы жестоко преследовали буддистов. А после того как варваров поглотила поднимающаяся и приобретающая силу и власть малва, преследования только усилились. К жестокости йетайцев добавились расчетливость и безжалостность малва. Они намеревались вытоптать все соперничающие религии в пользу культа Махаведы. Нет необходимости говорить, что они абсолютно не симпатизировали буддистам и джайнам.

После преследований и собственной тяжелой жизни у Кунгаса осталось мало религиозных чувств. Поэтому его легкий поклон мертвой старухе скорее служил знаком почтения воина смелой душе. Может, это признание облегчит путь ее душе, ожидающей новой жизни, пусть совсем немного. (Если новая жизнь есть. Если душа вообще есть. Кунгас относился ко всему этому скептически.)

"Не то что ее душе требуется успокоение, - думал он мрачно, уходя прочь.
– Казалось, крики и мучения йетайцев доставили ей еще большее удовольствие, чем нам. Может, мы и зря отравили ее".

Он потрогал новую рану на лице. Она уже покрылась корочкой и вскоре заживет полностью. Боль не играла роли. Кунгас считал, что через несколько месяцев не останется даже шрама. Человек, оставивший эту отметину, был слаб, даже несмотря на ярость. А плеть, учитывая все факторы, не лучшее оружие, если хочешь оставить шрам на старом ветеране.

"Но пусть лучше на мне останется след от удара плетью, чем меня посадят на кол".

Мысль вызвала еще один импульс. У Кунгаса было мрачное чувство юмора. Он остановился и снова повернулся, опять осмотрел двор, чтобы удостовериться: поблизости нет шпионов. Затем снова слегка поклонился. На этот раз йетайцам.

"Благодарю вас, о могущественные йетайцы. Вы спасли мне жизнь. И, вероятно, жизнь всех кушанов".

Покидая двор, он вспоминал о случившемся.

От Венандакатры можно было такого ожидать - от этого великого воина, гениального стратега. Ну и гений! Как только он получил известие, бросился сюда сам, впереди своей маленькой армии. Сопровождаемый только несколькими жрецами и группой иностранцев. Не прошло и часа, как он впал в дикую ярость. Приказал казнить - публично посадить на кол - всех йетайцев-стражников, служивших во дворце, а затем понял: единственные, кто может выполнить его приказ, - это раджпуты-кавалеристы. Не считая около сотни пехотинцев малва, которые разбежались как зайцы, когда йетайцы стали крушить все вокруг.