Окольный путь (Велисарий - 1)

Дрейк Дэвид

–  У мальчика, по крайней мере, есть оправдание. Он молод. У советника ну если только старческое слабоумие. И, конечно, то, что он наполовину араб. А арабы предпочитают все делать хитро. Лучше схитрить, чем покушать.

Снова недовольный взгляд. Правда, вскоре взгляд смягчился.

–  Наполовину араб - всегда араб в конце концов. После смерти Калеба ты, Гармат, вернулся в Аравию. Ты геройски погиб там, когда вел своих любимых бедуинов против малва.

Он пожал плечами.

–  Конечно, ты проиграл. Даже бедуины в пустыне не смогли противостоять этой неумолимой силе индусов. После того как они разрушили Бени-Хасан

и Харам*. [Бени-Хасан - селение в Египте, близ которого находятся тридцать скальных гробниц местных правителей ХХ-II вв. до н.э. Мечеть Харам расположена в Мекке вокруг древнего святилища Каабы.]

–  Значит, ты видел будущее, - утвердительно сказал Гармат.

–  О, да. На самом деле. И оно было таким же ужасным, как нас и предупреждали.
– Глаза Усанаса затуманились.
– Я видел будущее до момента своей собственной смерти. Я умер бесславно, должен признать. От заражения крови - после ранения. К сожалению, получил его не во время доблестной схватки с противником. Просто случайно залетела ракета, это проклятье, ставшее предметом песен бардов и историй сказочников.

Он бросил взгляд на Менандра и решил уйти от вопроса заражения ран. Вместо этого улыбнулся принцу.

–  Про твой конец, Эон, ничего сказать не могу. Я умер у тебя на руках, во время переселения, которое предприняли выжившие аксумиты под твоим командованием. На юг, в мои родные края между озерами, где ты надеялся основать новое царство, которое может противостоять малва. Хотя особых надежд на успех у тебя не было.

Усанас замолчал.

–  Ты говоришь на прекрасном греческом, - пожаловался Валентин.

Усанас скорчил гримасу.

–  Подозреваю, мой дорогой Валентин, что я говорю на нем значительно лучше, чем ты. Со всем моим уважением, боюсь, я - лучший лингвист из всех известных. Я вырос в сердце Африки, среди дикарей. На земле между великими озерами, где говорят по меньшей мере на восемнадцати языках. К двенадцати годам я знал семь из них и вскоре выучил и остальные.

Темный отсек внезапно осветила его улыбка.

–  То есть к возрасту, когда у юношей появляется страстное желание совращать все, что движется. Мое племя, с грустью будет сказано, сильно возражало против внебрачных связей. В других племенах более разумные обычаи, но, жаль, они говорят на других языках. Поэтому пришлось выучить языки, потом я решил, что это очень полезная привычка, и продолжал их изучать.

Усанас показал пальцем на принца: его палец напоминал копье.

–  Этот юный конспиратор, интриган-молокосос, считающий себя шпионом, решил показать себя хитрым и умным. По его мнению, мне следовало во время наших путешествий по Римской империи притворяться необразованным варваром, недавно вылезшим из кустов. Он думал, что ничего не подозревающие римляне могут бездумно разболтать секреты в присутствии тупого, ничего не понимающего раба. Его палец переместился на Гармата.

–  А этот, доживший до седин, но так и не поумневший тип, так называемый советник, решил, что в плане есть разумное зерно и он может принести пользу. И вот я и оказался в капкане между Сциллой-наивностью и Харибдой-слабоумием.

Он воздел глаза к небу.

–  Пожалейте меня, римляне. Несколько месяцев я, самый образованный язычник, который когда-либо покидал саванну, был вынужден передавать свои мысли, коверкая язык, как какой-то недоумок. Бедный

я бедный! Как мне себя жаль!

–  Похоже, тебе все-таки удалось это пережить, - рассмеялся Валентин.

–  У него очень хорошо получается усваивать любой новый опыт, - вставил Вахси.
– Именно поэтому мы и сделали его даваззом.

Сарвены обменялись многозначительным веселым взглядом.

–  Усанас любит думать, что все произошло из-за его навыков и способностей, - добавил Эзана. И усмехнулся.
– Чушь! Ему просто повезло. Это его единственный талант. Но - принцу нужно научиться быть удачливым, более, чем чему-либо другому, поэтому мы и сделали дикаря его даваззом.

Усанас хотел что-то возразить, но его перебил Велисарий:

–  Давай попозже. А сейчас нам требуется обсудить кое-какие более важные вещи.
– Он повернулся к Гармату.
– Ты удовлетворен?

Советник посмотрел на принца. Эон кивнул, очень уверенно. Гармат все еще колебался, но только секунду, затем тоже кивнул.

–  Хорошо, - сказал Велисарий.
– А теперь послушайте мой план.

* * *

После того как Велисарий закончил говорить, тут же открыл рот Эон.

–  Я не буду! Это ниже моего...

Усанас дал ему подзатыльник.

–  Тихо! Это отличный план! И отличный для принца! Научишься думать, как червь, вместо льва. Черви едят львов, юный дурак. А не наоборот.

–  Давай без акцента! И говори нормальными предложениями!
– Рявкнул Эон, потому что Усанас произносил фразы с акцентом, как и раньше.

Еще один подзатыльник.

–  Я разговариваю с ребенком. Так, чтобы глупый принц понял.

Гармат взял сторону Усанаса.

–  Твой давазз прав, принц, - заявил Гармат, но тут же попытался сгладить напряжение.
– Конечно, не в плане червей, а в... остальном. Он говорил с тобой несколько невежливо. Бесцеремонный негодяй! Но насчет плана он прав. Это на самом деле хороший план, в особенности в той части, которая касается тебя.

Он вопросительно посмотрел на Велисария.

–  Кое-что из остального, полководец, признаюсь, нахожу слишком сложным.

–  "Нахожу слишком сложным", - Валентин попытался повторить акцент и интонацию Гармата, потом склонился вперед.
– Полководец, в отсутствие Маврикия мне придется взять на себя его роль. Как смогу. Первый закон битвы...

Велисарий отмахнулся и рассмеялся.

–  Я его знаю наизусть. Но это не сражение, Валентин. Это интрига.

–  Тем не менее, полководец, - перебил Анастасий.
– Ты слишком уж полагаешься на случайности. Мне плевать, говорим ли мы о сражениях или интригах - или, если на то пошло, как наставить рога квартирмейстеру, - все равно нельзя уж слишком полагаться на удачу.

В отличие от высокого голоса Валентина, казавшегося особенно резким от возбуждения, бас Анастасия звучал спокойно и ровно. И из-за этого сами слова прозвучали гораздо весомее.

Велисарий колебался, раздумывая над аргументами. Он знал, что сейчас не время и не место давить авторитетом. Требовалось на самом деле убедить и катафрактов, и аксумитов, а не приказывать им.

Но до того, как он смог что-то сказать, заговорил Усанас:

–  Я не согласен с Анастасием и Валентином. И Гарматом. Они путают сложность с хитростью. Да, план сложный, в том смысле, что он включает много взаимодействующих факторов.