Околоток
Шрифт:
Вокруг дома царила сверхъестественная тишина, которой никогда не добиться без этой тишины внутри.
Концерт продолжался до самых сумерек. Мы возвращались, уставшие от впечатлений, гама, и мысленно напевали все самое прекрасное, что воображали, наблюдая за музыкантами сквозь стекло. Наконец-то у нас появлялась возможность поднять шум, и ею спешил воспользовался самый крикливый.
ВРАЧ
Я был пареньком, пышущим здоровьем, лазал по деревьям, ломал носы и мог проглотить целого страуса. Я
Когда я воровал яблоки, меня укусила змея. Эта тварь прилипла к моей коже, обвила запястье, и я был еще таким маленьким, что ее хвост бил меня по боку. Это слегка неприятно, но меня поразило, какая она прохладная и гладкая на ощупь - красивая мышиная головка с содранной кожей, высушенная, плоская, без усов и ушей.
Я побежал на ферму к врачу. Слово «ферма» тут не совсем подходит, потому что он выращивал только животных для колдовства, да и слово «врач» тоже неточное, поскольку в наше время его назвали бы целителем или колдуном, но эти нюансы несущественны, раз уж наши беды всегда равновелики шарлатанам, которым мы за них платим.
Доктор снял змею с моей руки, произнеся «коз, тоз, зоз» и ловко потянув за голову. Он спрятал рептилию в карман с таким видом, будто она опасна, и очень громко задышал. Теперь-то я думаю, что это был малолетний ужик, который по-своему любил людей: щенки ведь тоже кусают их До крови, чтобы заставить улыбнуться. Но никогда не стоит работать за гроши: у моего отца было пять стельных коз, а жизнь ребенка куда важнее козленка. В общем, змея была опасна. Я рассказал бы об этом папе, не предпочитай он свой скот собственному потомству.
Врач вытащил из курятника зеленого петуха, зажал его коленями, загнул ему голову между ногами и принялся ощипывать зад. Какие красивые перья! Мне так захотелось их получить, что я протянул укушенную руку. Но врач поклялся, что они наводят порчу и оставил все у себя. Змея перекатывалась у него в кармане, он постукивал, чтобы напугать ее, и мне тоже было страшно.
Наконец он взял петуха, свернутого калачиком, и приставил его гузку к моей ранке. Потом помассировал, сдавил и отпустил живот птицы, чтобы гузка всосала яд, если он там был. Тем временем врач объяснял:
– Если петух умрет, значит, змея была ядовитой, а если выживет, значит, и ты не умрешь.
Это рассуждение было детским, и я в него поверил. Мы наблюдали за петухом, и до самого вечера я ждал вестей, очень тревожась за свою жизнь. Но петух остался жив и здоров: на его обнаженных ягодицах все так же проступали розовые и желтые прожилки - пусть даже он стыдливо прятал зад в соломе.
Через месяц петух снес пергаментное яйцо, откуда вылупилась какая-то очень злобная ящерка, которую мой целитель окрестил кокодрилом. Он сказал, что это обычный результат оплодотворения через анус. Я покраснел: после того, что мы, дети, вытворяли друг с другом, мы должны были откладывать кокодриловые яйца каждый вечер. Но врач обрадовался: он утверждал, что зубы этой свирепой рептилии, растертые вместе с желчью волчицы и одним буасо моли, склоняют женщин к браку. Некоторые наивные влюбленные покупали их за большую цену, а так как вскоре они об этом жалели, то приобретали затем и противоядие.
Антидотом служило пюре из вербены, где были вымочены бобровые яички. Врач истреблял этих бедных зверьков, которых
Считается, что бобры ближе к обезьянам, нежели к водяным спаниелям. Эти понятливые животные быстро сообразили, почему за ними охотятся, и, едва заметив врача на берегу реки, спасали свою жизнь, отрывая у себя тестикулы. Врач собирал в траве окровавленные яйца, а патроны в ружье приберегал для самых строптивых.
Но самыми строптивыми часто оказывались бобры, которым уже нечего было терять. Эти смышленые зверьки, недовольные тем, что их убивали ни за что ни про что, вскоре поняли, что следует делать: вместо того чтобы убегать, они ложились навзничь и раздвигали ляжки, повернувшись лицом к врачу и отчетливо демонстрируя результат кастрации. Их не трогали, и тогда они поднимались и уходили с чрезвычайно обиженным видом. Но врач редко извинялся, так как был очень самодовольным.
КРИВОРУКАЯ ПРИСЛУГА
Наши матушки порою бывали помешаны на уборке, а ведь порядок в доме - подлинное бедствие. Муж с детьми прячется в кабинете, а друзья боятся приходить, напуганные мегерой, что правит здесь со шваброй в каждой руке, половой тряпкой в каждой туфле и пучками перьев в волосах. Где еще насладиться покоем, почувствовать себя, как дома, если не дома? Но горгона, ощетиненная скребками, терками, выварками, иголками и тряпками, устраивает домашнюю горячку во всех углах каждой комнаты. Она готова запустить ноготь в мышиную норку и выковырять оттуда обглоданные крошки или выпавшие усы!
Нам не спрятаться даже в хлеву: она натирает до блеска коров, закутывает их ягодицы и прочищает их огромные уши. Эта подозрительная баба с портняжным азартом рядит нас в странное барахло, придающее дурацкий вид, а если солома вдруг испачкает нашу одежду, разражается громогласными воплями.
Нет, чтобы избавиться от всего этого, надобно завести лучшую из прислуг, самую дальновидную из служанок - криворукую.
Когда мать видит свою соперницу, она не взрывается. Ведь она не вправе отказаться от поединка и полна решимости победить. Самомнение домохозяек! Криворукая прислуга - чудо изворотливости, с которым никто не в силах совладать.
Этим ремеслом занимаются в любом возрасте. Даже очень старая криворукая прислуга остается в услужении, а некоторые молоденькие девочки быстро успевают поднатореть в своем деле.
Криворукая прислуга трудится не покладая рук. Она следует повсюду за своей хозяйкой, полагая, что улучшает ее работу. Заново намыливает посуду, пока та не выскальзывает из пальцев и не разбивается на полу; заново трет белье, пока оно не распадается на куски под ее щеткой; драит паркет, пока на нем не остаются рытвины; придает блеска стеклам, заливая их растительным маслом; так ревностно подтирает ребятишек, что те повторно гадят в трусы; по семь раз переваривает суп; перештопывает одежду, пока та не становится вдвое толще и вдесятеро темнее; моет, скоблит, скребет и завивает хозяйку, пока та не превращается в горшок с требухой. Потом эта мегера переделывает нескончаемую работу криворукой прислуги, устраняет ущерб, та его опять наносит, а хозяйка устраняет его заново, до тех пор, пока устранить его становится уже невозможно.