Окончательный диагноз
Шрифт:
Однако все эти будничные заботы были резко прерваны в десять минут одиннадцатого, когда Айзенменгера без каких-либо объяснений пригласили в кабинет Адама Пиринджера. Когда он вошел, там уже сидели все консультанты за исключением Уилсона Милроя; впрочем, Пиринджер тут же объяснил причину его отсутствия:
— Боюсь, у меня для вас плохие новости. Уилсон Милрой мертв. Судя по всему, убит Мартином Пендредом.
Это сообщение вызвало у присутствующих разную реакцию, однако все были потрясены. Амр Шахин чуть было ни лишился чувств.
— Боже мой! — пролепетал он и закрыл глаза.
У Тревора Людвига перехватило
— Скоро приедет полиция, они намерены поговорить с каждым из нас. А пока я сообщу об этом остальным. Естественно, это не отменяет обычной работы.
— Где это случилось? — с ужасом спросила фон Герке.
— У него дома. Обнаружен сегодня утром.
— Горло… перерезано?
У Пиринджера не было времени на щепетильность.
— Вероятно, раз полиция подозревает Пендреда.
— А с какой целью они хотят побеседовать с нами? — осведомился Людвиг. — Если это сделал Пендред, при чем тут мы?
Пиринджер не мог ответить на этот вопрос. Поэтому ответил Айзенменгер:
— Их будет интересовать, чем он занимался вчера. С кем виделся перед уходом, когда ушел, ну и всякое такое. — Айзенменгер помолчал и не смог удержаться, чтобы не добавить: — Как бы там ни было, они постараются быть непредвзятыми, по крайней мере до тех пор, пока не будет произведено вскрытие.
— Надеюсь, ни у кого не возникнет подозрений, что это я перерезал ему горло, — пробормотал Людвиг.
— Уверен, никто об этом даже не думал, — устало произнес Пиринджер. — Как уже сказал Джон, полицию будут интересовать исключительно последние часы его жизни.
— Я рад тому, что он умер, — обретя наконец дар речи, тихо произнес Амр Шахин.
Айзенменгер не только услышал его, но и перехватил взгляд Пиринджера, который изумленно уставился на Шахина.
— Джон! Рад тебя видеть. — Блументаль был радостен и гостеприимен, однако Айзенменгер подозревал, что это спектакль в расчете на публику. — Боюсь, у нас с тобой прибавилось работы.
Публика была благодарной, хотя и не испытывала особого энтузиазма, возможно, потому, что видела этот спектакль уже не в первый раз. Айзенменгер заметил не сколько знакомых лиц, включая представителей прокуратуры, а также констеблей Кларка, Фишера и Райта. Он огляделся в поисках Гомера и увидел, что тот говорит по телефону. По выражению его лица Айзенменгер понял, что беседует он отнюдь не с возлюбленной.
Блументаль в своем классическом одеянии патологоанатома заканчивал инструктировать фотографов относительно необходимых снимков и одновременно наговаривал на диктофон то, что было им обнаружено при внешнем осмотре. Как и в случаях с предыдущими жертвами Потрошителя, картина была удручающей. Характерные швы вдоль торса и на шее свидетельствовали об изъятии внутренних органов. Айзенменгер тут же подошел к нижней части тела, где располагался узел, после чего с невозмутимым видом перевел внимание на чудовищную рану на голове.
— Это отличается от предыдущего, — заметил он.
— Да, — кивнул Блументаль. — Судя по всему, доктор Милрой оказал сопротивление, и, прежде
И это соответствовало действительности. Даже швы стали более аккуратными, как отметил про себя Айзенменгер.
— А где были внутренние органы? — поинтересовал ся он.
— Мозг находился на системном блоке компьютера в кабинете жертвы, — ответил Райт. — А внутренние органы лежали в холодильнике с запиской «Полдник для собаки».
— А что, у Милроя была собака? — спросил Блументаль. Ему никто не ответил, и он пробормотал, повернувшись к Айзенменгеру: — Да уж, он шутник.
— Похоже на то, — задумчиво откликнулся Айзенменгер. — Я так понял, что у Пендреда были какие-то счеты с Милроем? — обратился он к Райту.
— Да, это Милрой выгнал его из морга после того, как его брату был вынесен обвинительный приговор, — раздался громкий голос откуда-то сзади. — Он хотел, чтобы Пендреда вообще уволили, и предпринимал для этого все возможное. — Гомер опустил трубку, и вид у него был такой, словно его заставили проглотить жука-навозника. — Вы — доктор Айзенменгер, не так ли? — довольно грубо осведомился он, подходя ближе, а когда Айзенменгер кивнул, продолжил: — А как вы? Пришли в себя после встречи с мистером Пендредом?
Рана на горле у Айзенменгера уже заживала и не была заклеена пластырем. Над воротничком выступал лишь край ссадины.
— Почти, — пробормотал он в ответ.
Однако Гомер не проявил особого интереса к его ответу и тут же продолжил:
— Надеюсь, вы готовы сообщить мне, что согласны с доктором Блументалем и что все восемь убийств были совершены одной и той же рукой.
Айзенменгер поймал себя на том, что испытывает неприязнь к старшему инспектору. У него сохранились смутные воспоминания о том, что во время первого расследования тот вел себя манерно и самоуверенно, однако теперь эти качества достигли таких гипертрофированных размеров, что Гомер выглядел карикатурой на самого себя.
— Я еще не пришел к определенному выводу, — ответил Айзенменгер.
Это не могло обрадовать Гомера. Он только что получил взбучку от Колла, которому в свою очередь был сделан выговор главным констеблем. Лейтмотивом была не компетентность, граничившая с халатностью, а в подтексте маячило вероятное отстранение от служебных обязанностей в том случае, если Пендред не будет найден в ближайшее время. И Гомеру сейчас не нужны были слишком умные патологоанатомы, отказывающиеся говорить ему то, что он хотел от них услышать.
— Ну так придите уже наконец. Это вам не развлекательные интеллектуальные игры, это расследование убийства. Людям режет глотки какой-то долбанутый маньяк.
Недостаток роста Гомер компенсировал властной манерой поведения, которую он называл «управлением кадрами». Впрочем, Айзенменгера совершенно не волновало, что на него кричит какой-то полицейский, в котором он видел лишь зловредность и кровожадность.
— Совершенно справедливо замечено, — ответил он. — И поскольку вы проявляете такую редкую учтивость, я вам скажу. Я могу ошибаться, но, на мой взгляд, не все эти убийства совершил один и тот же человек. Я думаю, мы имеем дело по крайней мере с двумя разными людьми.