Окончательный диагноз
Шрифт:
Он подошел к своему портфелю, стоявшему у окна, достал из него таблицу, сделанную ночью, и разложил ее перед Беверли. Она склонилась над столом, а он встал сзади, наблюдая за тем, как натянулась на ее плечах хлопчатобумажная блузка, и вдыхая аромат ее блестящих светлых волос. На несколько мгновений он вновь перенесся в свою старую квартиру, представляя себе, что могло бы между ними произойти.
— Что это? — осведомилась она, поворачиваясь к нему. Они находились завораживающе близко друг от друга, или по крайней мере так ему казалось. Возможно, у нее появилось
— Я понимаю, что это походит на ученическую работу, но это был единственный способ, с помощью которого мне удалось разобраться.
Она снова вернулась к таблице. Названия некоторых рубрик явно ставили ее в тупик.
— И? — спросила она.
— И я предполагаю, что мы имеем дело с двумя разными убийцами, — выпрямившись, ответил Айзенменгер.
— Правда? — Надежда в ней одержала верх над достоинством, и она резко обернулась.
— Только пойми меня правильно, Беверли, — пока чал он головой. — Пока это лишь теория и не более того. У меня нет никаких доказательств. Просто мне так кажется.
Выражение ее лица не изменилось.
— Ну что ж, вполне откровенно. Но, может, ты мне объяснишь, почему тебе кажется, что Гомер ошибается, а я права?
Просьба была вполне справедливой. Он обошел стол и сел напротив. Она снова уткнулась в таблицу, а когда подняла голову и увидела, что он смотрит на нее, хитро улыбнулась, словно знала, о чем он думает.
— Ну расскажи мне, — повторила она. Ее губы были покрыты блестящей бледно-розовой помадой. И он подумал, что она могла бы любого свести с ума.
— Суть в том, что между двумя группами убийств очевидны существенные различия по части их исполнения. — Он указал на таблицу. — Прежде всего следует обратить внимание на то, что первые пять убийств были совершены опытной рукой, а последние три — человеком относительно неопытным. Первичный разрез не является ровным, на внутренних органах видны случайные порезы, и все сделано гораздо менее аккуратно.
— Разве это не может объясняться тем, что Мартин Пендред четыре года не занимался вскрытиями? Возможно, он просто утратил навыки.
Айзенменгер ответил уклончиво:
— А если сравнить детали вскрытий четырехлетней давности с последними, то все становится еще очевиднее. Например, четыре года назад все сонные артерии были длинными, в настоящей серии убийств они все коротко обрезаны. — Увидев ее непонимающий взгляд, он пояснил: — Сонные артерии расположены с обеих сторон шеи и тянутся от дуги аорты до основания черепа. В каком-то месте их следует разрезать, и, как правило, один и тот же патологоанатом отрезает их приблизительно одинаково.
— То есть их разная длина указывает на наличие еще одного убийцы? — Она задумалась и с сомнением покачала головой. — Да, не много.
— Да уж, присяжных это вряд ли убедит, — согласился он.
На мгновение в кабинете повисла тишина, и Айзенменгер просто наблюдал за Беверли, отчасти потому, что это доставляло ему удовольствие,
— Постой, — наконец промолвила она. — То есть ты хочешь сказать, что это является своего рода неповторимым почерком? Так, и что Мелькиор? Он оставлял их длинными или короткими?
И она снова ощутила разочарование, когда он не ответил.
— Труднее всего извлекать органы шейного отдела, прежде всего потому, что из косметических соображений кожа должна быть разрезана ниже линии воротника; это усложняет изъятие языка и остальных органов. Короче говоря, чем опытнее патологоанатом, тем длиннее он оставляет сонные артерии.
Она не успевала следить за ходом его рассуждений, но он еще не закончил.
— Я уже говорил о низком качестве изъятия органов, но ты, как и Исаак Блументаль, отнесла это за счет потери квалификации, и это вполне возможно, но это не все объясняет; в любом случае он должен был быстро ее восстановить, так как в течение нескольких лет Мартин Пендред ежедневно вскрывал по два-три тела. То есть в целом им было совершено более тысячи вскрытий. Я вполне допускаю, что он мог испытывать трудности со вскрытием Дженни Мюир, но после этого его руки должны были вспомнить, как это делается.
— Даже несмотря на то, что он делал это в темноте, на земле, а не на секционном столе?
— Условия были такими же, как и при первых пяти вскрытиях.
— К чему ты клонишь? — Она посмотрела ему в глаза.
Он вздохнул:
— Если ты спокойно рассмотришь все факторы, обозначенные мною в заглавиях рубрик, я думаю, ты все поймешь. Вот посмотри на швы: во время первых убийств они были аккуратными и одинаковыми, ни на миллиметр не отличаясь друг от друга, в последних трех случаях тела зашиты кое-как. Кроме того, места, где он прятал внутренние органы и мозг.
Она хорошо знала Айзенменгера и была знакома с его методом объяснений, а потому решительно его прервала:
— Расскажи мне об этом.
— В первой серии убийств они были случайными и необъяснимыми для нормального сознания — мозг Левера был спрятан под грудой грязного белья, внутренние органы Гринфилда — в водостоке. Однако в нынешней серии эти места, как мне кажется, выбраны с определенным расчетом. Особенно неестественно все выглядит в случае с последней жертвой — мозг на компьютере и мешок с наклейкой «Полдник для собаки». Мы скорее имеем дело с человеком, который пытается изображать из себя сумасшедшего, чем с реальным безумием.
Он видел, что она не успевает за ходом его мысли, и тем не менее продолжил:
— К тому же Мелькиор и Мартин оставляли сонные артерии длинными.
Это сообщение не вызвало никакой видимой реакции со стороны Беверли, и Айзенменгер грустно добавил:
— И нитки они завязывали иначе.
Однако эта информация имела довольно быстрый отклик:
— Нитки? Ты имеешь в виду узлы на швах?
Он кивнул:
— У первых пяти жертв узлы были двойными. А сейчас все тела зашиты обычным узловым швом.