Окопники

Коллектив авторов

В 1941 году Сеитумер Эминов добровольно ушел на фронт. Воевал в рядах защитников Одессы, Севастополя, в 8–ой Особой десантной бригаде в Новороссийске и в партизанских отрядах Крыма.

Награжден орденами и медалями.

Позднее окончил Среднеазиатский государственный университет.

С 1976 по 1982 год — редактор отдела художественной литературы имени Гафура Гуляма в городе

В 1944 году был репрессирован. Ташкенте. Здесь вышли его четыре оригинальных и две переводных книги. В том числе роман «Волею рожденные», перевод романа «Священная кровь». Затем изданы в разных издательствах более десяти книг на русском и татарском языках.

Член Союзов писателей и журналистов.

* * *

ЛЮБОВЬ МОЯ, РОДИНА…

Здесь облако в небе плывет надо мною, как память, плывет и не тает вдали. И город прекрасный спускается к морю. И волны качают мои корабли. Я воздух морской, задыхаясь, глотаю. Отчизна! Любимая с детства земля! Над бухтой не белая чайка взлетает. Взлетает крылатая юность моя. Под нею — из пепла поднявшийся город. Под

нею — цветы из горевшей земли. Огнем и металлом пропахшие годы перо опалили, крыло не сожгли. Лети ж, моя юность! Как прежде, как прежде, навстречу взлетающей в небо волне, навстречу любви и навстречу надежде, навстречу всему, что завещано мне. Завещано теми, кого именую как правду, как совесть твою и мою. Завещано боем за землю родную, завещано павшими в правом бою. Они завещали: Воспой эту землю, когда отшумит, отгрохочетвойна. Шумящие волны, — шумящую зелень и ветер… В нем наши шумят имена. Воспой эту землю, где детство и юность, где мама с порога глядела нам вслед, воспой это солнце приморского юга и море, роднее которого нет. Фашистская пуля меня миновала. Я вышел из этого боя живой. Но все, что мне эта война завещала, до мига последнего будет со мной. И облако то, что плывет надо мною, и эти цветущие в мае края, и город, Что с неба спускается к морю. Любовь моя… Родина… Память моя!

ТРУБАЧ

Ковыли, ковыли… И дороги в пыли. И летят в ковылях эскадроны вдали. Скачут к счастью бойцы. И клинки их остры. А ночами горят золотые костры. И горят два костра, два костра по ночам в двух огромных, в двух синих глазах трубача. Что он видел в семнадцать мальчишеских лет? Видел алый закат, видел синий рассвет. Перекоп да Сиваш, речку Дон да Ростов, да вот это горячее пламя костров, да девчонку, что пулей убили в селе. Вот и все, что он видел на этой земле. От костра поутру разлетится зола. Может, завтра его самого из седла выбьет жаркий, свинец. И настанет конец. Все свинцу безразлично. На то и свинец. И с горячей кровавою струйкой на лбу он прошепчет: — Трубу… подберите трубу… Но промчатся товарищи в сизом дыму. Только конь одинокий вернется к нему. Будет тихо вокруг. Будет облако плыть. Будет ласковый ветер вихры шевелить. Да труба будет ярко на солнце гореть. И хотела б запеть, да не сможет запеть. Но пока еще жив он. И жив его конь. И обнявши коня, он глядит на огонь. И взлетают, и мечутся искры в кострах. И горят два костра в его синих глазах. И гряду щее счастье мерцает вдали. И склоняются в лу нной дали ковыли.

ДОЖДИСЬ, РОДНАЯ

О чем глаза твои молчат? О чем сирены мне кричат? Дымится дальняя дорога. Срывает с отчего порога. Туда, где горько — солона взлетает до небес волна. Туда, туда зовет война. Веди меня, война святая! Судьба десантная, крутая. По тысяче морских путей навстречу тысяче смертей. Утрами, глядя сквозь туманы, скажи, о чем грустишь ты, мама? Меж Севастопольских руин о Родине поет твой сын. И видит он в далеком доме печаль в глазах твоих бездонных, страданье горестной любви. Дождись, родная, Доживи. Я возвращусь однажды утром, когда в саду туманно, смутно, когда калитка заперта. Роса прохладна и чиста… … Смерть по пятам идет за нами. Но я шепчу, идя сквозь пламя, губами в соли и крови: — Дождись, родная, Доживи.

ТЕЛЕФОН

Я не забуду никогда того веселого солдата. Тогда над ним еще не встал до неба обелиск. В освобожденном городке солдат звонил из автомата. Монета падала, звеня. Скрипел, вращаясь, диск. Как уцелел тот телефон, я до сих пор не понимаю. Меж выбитых трамвайных рельс, среди столбов кривых в фанерной будке без стекла гудела трубка, вызывая того, кого уже давно, быть может, нет в живых. Он в трубку дул, кричал «Алло?!» Потом опять бросал монету. И снова номер набирал. И снова в трубку дул. Потом он сам себе сказал: — А, черт! Наверно, дома нету.  — Повесил трубку и пошел. И за угол свернул. А я стоял среди руин, где пронеслись лихие беды. И

как на чудо я глядел на этот автомат. И я запомнил навсегда и улицу, и будку эту, и цифры номера того, что набирал солдат. Еще над городком свистя, по черным стенам били пули. И штукатурку осыпал пустой разбитый дом. Солдату в будке бы стоять и звать кого-то, в трубку дуя. Но за угол свернул солдат И рухнул за углом. …Давно отстроен городок. В нем свежесть гроз и крон зеленых. И стаи белых голубей над крышами парят. Трамваи красные звенят. Девчонки в будках телефонных о чем-то, весело смеясь, с парнями говорят. В стекло монеткой постучу. Войду. Закрою плотно двери. И цифры наберу. Их — пять у номера того. Как на другом конце земли, поднимут трубку и ответят: — Алло… А после помолчат и спросят: — Вам кого?..

* * *

Как в карауле, стынут обелиски. Над ними кроны юные шумят. И каждый камень здесь — в Новороссийске Хранит шаги матросов и солдат. Они погибли — кто в волнах, кто в ДОТах. А камни поседевшие молчат. И каблучки девчушки беззаботной по ним сегодня весело стучат. Где шли бойцы угрюмыми рядами, где бушевали смерть, война и страх, она идет с весенними цветами, с улыбкою на молодых губах. Ей только что исполнилось семнадцать. Она любима. Счастья не отнять. И стоило за это жить и драться. И стоило за это умирать.

БРОДЯТ ЗВЕЗДЫ В КУСТАХ

… А над городом нашим навеки умолкли сирены. Бродят звезды в кустах одуряющей майской сирени. Сад бушует вовсю. А хозяин? Схоронен в Польше. А вдове — двадцать три. Двадцать три ей, вдове. И не больше. С девятнадцати лет ей не спится, вдове. С девятнадцати лет. Мужа нет навсегда. И ни сына, ни дочери нет. В сад выходит она, в эти лунные синие тени. Бродят звезды в кустах одуряющей майской сирени. Прислонится к стволу расцветающей яблони белой. За забором соседи гуляют. Хозяин вернулся с победой. За забором соседи гуляют. И песни поют. Так и надо. Он вернулся домой. С боевою вернулся наградой. Проскрипит за спиною калитка. Соседка войдет к ней, хмельная. Молча к ней подойдет. И обнимет. И шепотом скажет: — Родная!.. Будут обе молчать. Будут слезы им сдавливать горло. А потом разревутся от горя и счастья, от счастья и горя. И соседка вдову в сад к себе поведет, где пируют веселые гости, где такие же яблони белые и сирени такие же гроздья. И войдут. И притихнет бушующий праздничный стол. И нальют ей вина. И не чокаясь, выпьют потом. Подойдет к ней сосед, что вернулся сегодня с войны. И обнимет. И слова не скажет. Слова не нужны. Кто-то выступит с тостом. И снова начнется веселье. Все понятно соседям. Но счастливы все же соседи. А она будет молча сквозь слезы глядеть на колени… …………………………………….. Бродят звезды в кустах одуряющей майской сирени…

МАТЬ

Памяти Епистинии Федоровны Степановой

Этой матери горе, как горе родимой земли. Я не видел ее и при жизни знаком с нею не был. Но не дождь в этот день на ладони мои — это слезы ее на ладони мне падают с неба. В это небо гляжу я и собственных слез не сотру. Даль степная открыта, и ветер мне в грудь ударяет. Но не травы шумят на привольном кубанском ветру. Это шепот ее имена сыновей повторяет. На просторах моих, не забывших побед и утрат, прогудят ли деревья, волна ли, рыдая, плеснется, это голосом мамы погибших за счастье солдат окликает земля всех, кто больше сюда не вернется. Кто за Родину пал, тот живым остается в веках. Не напрасно к знаменам они припадали губами. И не клин журавлиный сегодня плывет в облаках. Это девять ее сыновей пролетают над отчей Кубанью.

ПЕСНИ МОИ

Жизнь меня не ласкала, не слала небесную манну. Мне и копоть, и пыль забивали в дороге глаза. И глаза закрывая, я видел несчастную маму и вершину горы, Что над морем ушла в небеса. Я упрямо шагал. За. спиной пепел дней моих вился. Прорастет ли трава под дождем голубого апреля, иль деревьев листва мне протянет ладошки свои, Задохнусь я от счастья и вновь прошепчу: — Неужели, неужели я жив и звучат еще песни мои?!

ИВАНЕНКО Виктор Трофимович

Родился в Краснодаре в феврале 1922 года. В мае сорок первого закончил в г. Кременец Тернопольской области Осоавиахимовскую Центральную летно — планерную школу инструкторов. Получил назначение на должность летчика — инструктора в Алтайский край. Там и услышал — война!

В годы войны готовил воздушных бойцов в военных авиашколах.

Майор в отставке. Член Союза писателей СССР и Союза журналистов СССР. Его романы, повести и рассказы отображают главным образом жизнь и службу в лихолетье летно — инструкторского состава ВВС.