Окопники
Шрифт:
По траншее прибежал командир стрелковой роты капитан Омосов.
— Что за шум у противника? — тревожно спросил он.
Ребята ему объяснили.
— Правильно, пусть гада никогда не чувствуют себя спокойно, — ухмыльнулся капитан и успокоенный пошел к себе в блиндаж.
Утром вся оборона знала историю о том, как старшина первой статьи Щука заставил воевать черепаху. Многие допытывались, как он это сделал. Когда стемнело, в сторону противника на этот раз поползло несколько десятков черепах. Некоторые из них тянули сразу по две и три консервные банки. Гитлеровцы
— Что у вас там фашисты всбесились, что ли?
— Так точно, всбесились, — ответил ему командир батальона, — черепахи довели их до такой жизни.
— Какие черепахи? — удивился генерал.
Когда ему рассказали, генерал долго хохотал.
На горе черепах оказалось в достатке. Каждую ночь громыхали на нейтральной полосе пустые консервные банки, возбуждая у гитлеровцев ярость и страх. Им все чудилось, видимо, что к ним лезут советские разведчики, которые, кстати сказать, крепко им насолили. Сколько затратили
гитлеровцы зря ракет, патронов, мин и снарядов — не сочтешь!..
Никто не видел, чтобы Степан Щука унывал, чтобы он переживал по поводу какой-либо неудачи. Находились люди, которые склонны были считать его просто храбрым и веселым рубахой — парнем, а некоторые даже называли Степана легкомысленным, не понимающим великие цели происходившей войны, не испытавшим личного горя. Видимо, поэтому, в связи с подобными мнениями, начальник политотдела, когда Щуку принимали в партию, затеял с ним разговор на серьезные темы, пытаясь выяснить его взгляды на жизнь. Говорили они наедине в маленькой землянке, вырытой на склоне балки.
— Свое горе я глубоко в сердце запрятал, — взволнованно проговорил Щука, когда начальник спросил его о семье. — Не время сейчас горевать да плакать… Нет у меня семьи — убили фашисты мою мать, отец в бою погиб… Сейчас я должен мстить.
И только начальник политотдела видел, как дрогнули желваки на скулах разведчика и затуманились глаза. В эту минуту, когда горе подступило к его сердцу, походил он на мальчика, обиженного недобрым человеком. Но вскоре Степан пересилил себя и уже спокойно сказал:
— Если матрос бодр — он силен вдвойне. Мы воюем за правое дело — и не нам быть тоскливыми. Пусть переживают те, кто пришел в нашу страну с автоматами…
— Философия жизнеутверждающая, — в задумчивости произнес начальник.
— Моя философия простая: на мертвый якорь каждого фашиста. И вот еще посмотрите, — Щука вынул из кармана самодельный портсигар, сделанный из алюминия.
На крышке портсигара начальник прочел: «Я бы издал суровый закон: все без различия пола должны проплавать моряками года по два, и не было бы людей чахлых, слабых, с трясущимися поджилками, надоедливых нытиков. Я не выношу дряблости человеческой души».
— Интересно… Чьи это слова?
— Это написал Новнков — Прибой, морской писатель.
И эти слова запали вам в душу?
— Точно так.
— Вы из моряцкой
— Потомственный.
— Что ж, Новиков — Прнбой, пожалуй, правильно говорил…
Когда Щука ушел, начальник политотдела подумал: «А метко матросы назвали его потомком матроса Кошки».
Но однажды произошел случай, который вывел Щуку из состояния постоянной бодрости, и начальнику штаба бригады пришлось разбирать дело о драке командира отделения разведки Щуки с командиром отделения стрелковой роты Рыженковым. Рыженков, молодой парень с длинным лицом и удивленными серьезными глазами, виновато говорил:
— Драки не было. Верно, Щука брал меня за грудки, но я не сопротивлялся. Я виноват перед разведчиками. Признаюсь… у меня рука не поднялась для сдачи. По правилу, Щука должен мне морду набить.
Щука хмуро заявил:
— Виноват, погорячился! Не стоило из-за паршивого Гитлера своего товарища терзать.
Все дело вышло из-за портрета Гитлера.
Разведчикам было приказано во что бы то ни стало в течение десяти дней добыть пленного. А у гитлеровцев, как назло, на том участке была очень прочная оборона. Как ни пойдут разведчики — возвращаются побитые и с пустыми руками. Тогда Щука придумал хитрость. Он заказал художнику политотдела портрет Гитлера.
— Рисуй только отличный портрет, красками и на полотне. Сделай его противную морду посимпатичнее.
Этот портрет он водрузил ночью на нейтральной стороне с лозунгом: «Немецкие солдаты, это ваш враг — стреляйте в него!» Расчет его был прост: гитлеровские офицеры не разрешат стрелять в своего фюрера и пошлют своих смельчаков забрать портрет. Наши разведчики будут в засаде и, как на живчика, поймают рискнувших высунуть свой нос из укреплений гитлеровцев.
Три ночи караулили разведчики, но гитлеровцы, видимо, чувствуя подвох, носа не высовывали. На четвертую ночь разведчиков вызвал командир бригады и дал нм другое задание. Уходя, Щука сказал сержанту Рыженкову, который держал тут оборону:
— Поручаю этот портрет тебе! Следи, чтобы противник не украл! Как увидишь, так открывай огонь из всех пулеметов. Отгоняй!
На следующее утро выяснилось, что портрет утащили фашисты и по рупору кричали с насмешкой:
— Рус, спасибо за портрет!
Красный от ярости прибежал Щука к Рыженкову. Он ухватил его за шиворот, прижал к степе траншеи и, чуть не плача от злости, стал кричать:
— Тарань сушеная! Что ты наделал? Опозорил всю бригаду! От стыда куда деваться! Эх, ты…
И он в сердцах ткнул его в грудь кулаком.
Тут как раз слу чился командир роты, капитан Омо- сов. Его возмутило, что разведчики приходят и обижают бойцов. Он выгнал Щуку из роты и позвонил командиру разведки:
— Уйми своих разведчиков…
При расследовании оказалось, что Щука и Рыжен- ков из одного колхоза, друзья с незапамятных времен.
— Вот же какая подлая тварь Гитлер, — удивлялся после Щука, — из-за него с друг ом разругался.
«Языка» разведчики все же достать Но Щука не успокоился до тех пор, пока моряки не перешли в наступление.