Оковы для ари
Шрифт:
Лапу мне не дали, и умывать тоже не спешили. Нет, Снежок не рычал, как после моего возвращения в Адальфиву. Не фыркал недовольно, отвечая на мою ласку. Не бил хвостом по полу, как делал это, когда его что-то раздражало. Просто лежал, продолжая изображать из себя пушистую подстилку. Грустную такую, совершенно печальную подстилку.
Может, и лучше, если б нарычал. А так… Ноль эмоций. Герхильд-младший, одним словом.
Я продолжала каяться и божиться, что больше такого не повторится; Снежок отстранённо смотрел куда-то вдаль. Пока дверь не приоткрылась, и из-за неё не выглянула Мабли. По тому, как блестели глаза служанки, было видно,
— Ваша Лучезарность, пора. Вас уже все ждут.
— Пойдёшь со мной на турнир? Посмотрим, как будут сражаться местные вояки, — почесала за ухом своего страдальца, но Снежок вместо хоть какой-нибудь реакции апатично прикрыл глаза, ясно давая понять, что его не интересуют ни турнир, ни вояки.
Как, кажется, и я.
— Он, часом, не заболел? — тяжело вздохнув, поднялась с колен.
— Эррол Хордис его осматривал, вроде бы всё в порядке. По крайней мере, на аппетит Снежок не жалуется. Просто грустил он очень и за вас боялся. Мы все боялись.
Пообещав кьёрду, что вечером после праздника я с ним обязательно поиграю, а если не захочет играть, просто посижу рядом (вообще отныне буду всегда с ним рядом), в последний раз оглянулась на своего грустящего питомца и вышла, прикрыв за собой дверь.
Внизу дожидались фрейлины, светящийся от радости Леан и, кажется, вся имперская рать, в обязанности которой вменялось сопровождать к месту проведения турнира паланкин правительницы. Я приблизилась к носилкам. Полупрозрачную ткань игриво трепал ветер, расшитые золотыми нитками подушки приглашали на них опуститься. Сидеть на таких оказалось весьма удобно, но я всё равно чувствовала себя как на иголках, потому что переживала за крепких молодцев, которым придётся тащить меня на своём горбу через весь город.
Лучше б пешком пошла, ей-богу.
Остальным повезло меньше, им и правда пришлось идти пешком, потому как узкие улочки были запружены шумящей толпой. Принаряженные горожане спешили к южным воротам Малахитового Дола. На паланкин, окутанный дымкой защитных чар, окружённый суровыми воинами, они поглядывали с живым интересом и всё пытались рассмотреть прячущуюся за полупрозрачными занавесями девушку. Меня то бишь.
И пока зеваки заинтересованно поглядывали в мою сторону, я любовалась городом. Фасады домов, задрапированные тяжёлыми полотнами с изображениями императорского герба и гербов других знатных родов, притягивали взор. Столько зелени, столько красок. Улицы полнились смехом и весёлыми голосами. Толпа шумела, радовалась погожему дню и предвкушала захватывающее зрелище.
Стоило миновать городские ворота, как моим глазам открылись трибуны, затянутые синим и жемчужным шёлком. Боковые трибуны быстро заполнялись горожанами, на главной с комфортом расположилась знать. Пустым оставался лишь центральный балкон, на котором алым с золотом полыхали кресла, предназначенные для Их Лучезарности и Великолепия.
Пажи и конюхи покрывали лошадей участников турнира яркими попонами, помогали облачаться своим хозяевам в латные доспехи. Подобно ярким весенним цветам на зелёном поле распустились шатры, в которых рыцари отдыхали в перерывах между сражениями.
Герхильда я заметила сразу. Его Великолепие стоял в окружении воинов, облачённых в сверкавшие на солнце доспехи. Тальден о чём-то разговаривал с участниками, быть может, напутствовал и желал удачи. Появление пышной процессии не укрылось от его внимания. Отделившись от латников, Скальде приблизился
Если я в своём наряде походила на солнце, то Скальде можно было сравнить с луной. Костюм из светло-серого бархата сидел на нём идеально, подчёркивая каждый рельеф крепкого, тренированного тела. Единственным ярким акцентом была массивная цепь на груди тальдена. Звенья цепи причудливо переплетались, напоминая драконов, распахнувших в полёте крылья. Но самым главным украшением правителя была его улыбка, которая в кои-то веки отражалась и в серых, как небо перед рассветом, глазах. А может, они блестели, потому что вобрали в себя свет весеннего солнца.
Несмотря на присутствие Герхильда (а скорее, и из-за него тоже), волнение спазмом сдавило мне горло. Столько людей… Столько внимания к сбежавшей ари императора.
Мамочки!
Скальде почувствовал, как дрогнула рука в его руке, и сжал её сильнее, проговорив негромко, так, чтобы его слова услышала только я:
— Готова?
— Играть роль императрицы?
— Быть собой.
Наши пальцы переплелись, и тальден направился к главной трибуне под громкие приветствия и всё нарастающие рукоплескания.
Моё волнение, кстати, тоже нарастало. А ещё ноги подкашивались, и зубы что-то там негромко отбивали. Как же всё-таки страшно! Множество взглядов… И все они сейчас были направлены на нас.
На меня.
Нет, отнесите Её Лучезарность обратно в замок!
Я шла словно в бреду, кивками отвечая на приветствия преклонявших перед нами колени рыцарей, на поклоны магов. И пока поднималась на трибуну, чувствовала, как всё тело покрывается мурашками, а кожу начинает покалывать от вонзающихся в меня игл-взглядов. Никогда не видела столько знати, собранной в одном месте. На свадьбе и то народу было меньше. Кажется, здесь присутствовал весь цвет Сумеречной империи.
Явно чтобы пощекотать мне нервы.
Стулья позади монарших кресел были заняты приближёнными Его Великолепия, в основном старейшинами. По обе стороны от нас тоже стояли табуреты, на одном из которых нахохлившимся петухом важно восседал Тригад.
Я поприветствовала почтенных магов, ни на кого особо не глядя. Боялась прочесть в их глазах упрёк, презрение, а может, даже ненависть (уверена, ещё долго мне будут припоминать моё бегство), а потому поспешила отвернуться и сосредоточилась на людском море, пёстрой волной захлестнувшем поле.
В какой-то момент от напряжения даже подкосились ноги. Благо кресло приняло меня в свои мягкие объятия, и я натянутой струной замерла по левую руку от Скальде.
Вот кто всегда и везде чувствовал себя комфортно и расслабленно. Тальден развалился на троне и принялся о чём-то негромко переговариваться с соседом справа, эрролом Корсеном. А я сидела как на раскалённых углях, обжигавших не только пятую точку, но и каждый сантиметр кожи. Того и гляди в любой момент подскачу с воплем.
Наконец, спустя, кажется, вечность, под звуки труб, на которых, словно на стягах, реяли сине-серебряные знамена, к краю императорской трибуны приблизился герольд. Прочистив горло, принялся толкать торжественную речь. На усиленный магией звучный голос наслаивались радостные крики. Герольд представлял зрителям участников турнира, а когда дошёл до приветствия без пяти минут правителя, народ взорвался ещё более громкими аплодисментами.