Окрестности сорока
Шрифт:
А, - вот в чём дело! Пожилой, заросший грязными патлами и бородой бродяга, в мятом залатанном пальто, остановился перед нашей благородной витриной. Дрожащими руками старик вытащил из глубокого кармана пальто завёрнутый в газету кусок хлеба и начал не спеша, со смаком его жевать. Он поглощал свой жалкий хлеб и пристально, зачарованно глядел на богатую мясную витрину, наверное, представляя себе, что ест не чёрствую горбушку, а что-то очень питательное, горячее и вкусное.
Бродяга довольно долго простоял так у ресторанной витрины. Наконец хлеб был съеден и старик, тяжко вздохнув, поплёлся прочь по беззаботной Гран-Виа, сопровождаемый тяжёлым взглядом метрдотеля. Фигура нищего становилась всё меньше и меньше, и вскоре пестрая
Монпелье (Франция), 1993 г.
VII. ПОСЕЩЕНИЕ
Это было, наверное, во Франции. Горячее августовское солнце закатывалось медленно-медленно за гряду горбатых гор. Я стоял у ворот древней, полуразрушенной крепости-музея и ждал. Ждал, когда окончательно сядет солнце, и кассир на входе уйдет, - тогда я смогу беспрепятственно и, главное, бесплатно посмотреть живописные развалины. Правда, что увидишь в темноте?!...
Простаивать так пришлось совсем недолго - минут двадцать. За это время я успел изучить содержимое витрин нескольких сувенирных лавок в ближайшей округе и внимательно прочитать объявление, написанное чёрной масляной краской на огромном фанерном щите, прибитом над воротами, ведущими в крепость. Текст объявления был примерно таким: "Вы входите в частное владение (упоминалось название реставрационной фирмы, купившей замок). Вам встретятся исторические памятники и природа в первозданном виде. В связи с этим наша компания предупреждает Вас, что мы не несём ответственности ни за какой моральный или материальный ущерб, который может быть Вам нанесён на территории замка. Мы также не будем нести ответственность в случае нанесения Вам физических увечий или в случае Вашей смерти. Призываем Вас соблюдать осторожность!"
Это зловещее предупреждение несколько охладило моё желание посетить развалины замка, добавив в то же время и любопытство. Последнее боролось некоторое время во мне с подсознательным страхом и, наконец, одержало победу. Я переступил за ворота замка, ожидая встретить там настоящие приключения.
Извилистая, мощёная брусчаткой улочка поднималась на местами заросшую колючим кустарником гору. На её вершине в полумраке смутно проглядывались очертания развалин средневековой крепости. Вначале невысокие, мрачные, каменные строения обступали меня с двух сторон. В их окнах не было света и трудно было сказать, живут ли в этих домах люди?
Вскоре я вышел на небольшую площадь,
Когда я вышел из храма, уже совсем стемнело. Зажглись уличные фонари, в свете которых отчётливо виднелась каменная ограда кладбища с выглядывавшими из-за неё вершинами кипарисов и крышами фамильных склепов. Кладбище было открыто, и я зашёл вовнутрь, - хотелось отыскать могилу художника. "Нет, - слишком темно, ничего не видно", - подумалось мне, - "одни зловещие силуэты надгробных памятников, - да и страшновато, - надо выбираться отсюда".
Вдруг от одного из склепов, метрах в пятидесяти от меня, отделилась тень - человеческая фигура - и направилась в мою сторону. "Какая-то дичь. Кто здесь может быть так поздно вечером?" - мелькнуло в моей голове, - "Если только кладбищенский сторож". Однако, немного струхнув, я не стал ждать её приближения, а ускорил шаги и снова быстро очутился на площади, за кладбищенскими воротами, в полосе матового фонарного света. Не сбавляя хода, я стал торопливо подниматься по той же улочке к крепости, развалины которой теперь отчётливо виднелись на вершине горы в свете мощных прожекторов, зажжённых во время моего пребывания на кладбище. Несколько раз я оглядывался вниз, на кладбищенские ворота: но оттуда никто не выходил.
Я поднимался всё выше и выше. Улица, по которой я шёл, становилась всё уже и, наконец, перешла в извилистую тропинку. Дома кончились, и теперь по обеим сторонам теснились и наступали на меня развалины крепостных стен и коммуникаций. Около получаса занял подъём на самую высокую и единственную хорошо сохранившуюся башню замка. Здесь, на верху, пронизывающий ледяной ветер сбивал меня с ног, заставляя цепляться за стальные перила, устроенные по краям крепостных сооружений для безопасности посетителей.
С вершины башни открывалась необозримая перспектива. С одной стороны, внизу, в страшной глубине пропасти, разлилось море мерцающих огоньков от близлежащих деревень. С другой стороны, я видел, освещённую тусклыми фонарями, извивающуюся змейку улицы, по которой только что поднимался. Отсюда, сверху было заметно, что в окнах некоторых домов на этой улочке всё же горел свет.
В самом начале улочки я видел площадь с крохотной церковью, в которую только что заходил, и кладбище. Оно светилось множеством зелёно-жёлтых мерцающих огоньков, - как будто на каждой могиле кто-то поставил лампадку. Человек, не знающий причины этого явления, мог бы испугаться, однако я слышал, что кладбища часто так сияют ночью, если смотреть на них с высоты. Это светится газ, содержащий фосфор, который выходит из высыхающих костей покойников. Чем жарче окружающий воздух - тем свечение сильнее.
Постояв так немного на башне, я решил спускаться: для разнообразия - другой дорогой. Новая тропинка вывела меня на гладкую, отполированную ветрами каменную площадку, расположенную среди скал, у подножия башни. Здесь, в окружении валунов, возвышался одинокий силуэт - изваянное из чёрного гранита скульптурное изображение по пояс какого-то господина: с длинными волосами, усами и в костюме, похожем на мушкетёрский. В темноте я не мог разобрать надпись на постаменте памятника, но почему-то был уверен, что это - кардинал Ришелье.