Окровавленная красота
Шрифт:
Майло был хорошим человеком с благими намерениями. Но, к сожалению, и хорошие люди умели разбивать сердца и разрушать жизни. Будет ли у меня шанс когда-нибудь увидеть его снова? Сказать, что мне жаль, и что, возможно, однажды я смогу простить его?
А потом я вспомнила, что он женат. Идея о примирении и так была довольно причудливой, а теперь превратилась в фантастическую.
«Может быть, Хоуп была права, что подшучивала надо мной», — подумала я, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми, поскольку сон
— Жить настоящим, — прошептала я, и хриплый звук эхом отозвался в темноте. — Ну, это стало настолько реальным, насколько вообще возможно.
И это стало последней каплей. Не факт, что меня схватил монстр, не страх, не беспокойство и не беспомощность, а потеря веры. В моем израненном сердце была частичка, которая все еще ярко мерцала верой. Теперь мерцание погасло, свернулось в темный разрушенный кокон и, наконец, признало поражение.
Сказки с идеальными счастливыми концовками действительно были для простаков.
Дурачков, которые вполне могут оказаться мертвыми.
Зажегся свет.
— Доброе утро, Голубка.
Мне казалось, что я проспала несколько дней, но, скорее всего, прошло несколько часов.
Некоторое время назад звуки какого-то движения наверху разбудили меня. Скрип пола не давал мне сомкнуть глаз, даже если я страстно желала вернуться к своему убежищу. Мягкий материал скользнул по мне, когда я пошевелилась, проверяя, связана ли до сих пор. Одеяло. В какой-то момент, пока я спала, на меня накинули вязаное одеяло.
Я не знала, радоваться или возмущаться тем, что кто-то был здесь, пока я спала. С другой стороны, я была связана в чьем-то подвале или камере пыток. И то, что кто-то наблюдает за тем, как я сплю, должно было быть наименьшей из моих забот.
Томас, в одном из своих фирменных костюмов, стоя ко мне спиной, возился с какими-то предметами, издававшими лязгающий звук, на одном из верстаков.
— Хорошо спала?
— Как младенец, — ответила я и испугалась собственной дерзости озвучить очевидную ложь.
Томас ничего не ответил.
Мои ноги затекли, голова болела, а во рту был неприятный привкус.
— Можно… можно мне попить?
Томас повернулся, облокотился об верстак и скрестил ноги.
Тапочки. На нем были домашние тапочки.
— Ты готова снова сыграть в нашу игру?
— Если это даст мне возможность сходить в ванную, получить еду и воду, тогда да.
Он взял свой планшет, но на этот раз предпочел стоять. За что я была благодарна: не хотела, чтобы он снова
— Как только ты будешь готова, маленькая Голубка.
У меня было несколько часов, чтобы все обдумать, так что я более чем готова. На самом деле, мне было интересно услышать ответы на мои вопросы, даже если Томас не даст мне того, что я хотела взамен.
— Это правда, что они тебя так называют? — начала я.
— Как именно?
— Скульптор.
Мне было плохо видно его лицо: свет падал только на небольшой уголок комнаты, но, судя по молчанию, Томас задумался.
— Да, — наконец сказал он.
Черт возьми!
— П-почему?
— Вопроса «Почему?» нет в списке, — отрезал он.
— Чушь собачья! — выпалила я, не подумав.
Томас фыркнул:
— Это лишнее. Следующий.
Сбитая с толку, я попыталась сформулировать следующий вопрос, затем передумала и задала другой:
— Ты знал, что в отношении тебя ведут расследование?
Карандаш заскользил по бумаге.
— Я понял это в итоге, — небрежно сказал он.
— Тебя это не беспокоит?
Он поднял на меня взгляд.
— Это не в первый и не в последний раз, Голубка. Следующий вопрос.
— Ты всегда убиваешь своих жертв? Скольких ты убил?
Томас неодобрительно буркнул:
— Это два вопроса, но я позволю тебе нарушить правила. — Он понизил голос. — Я уже не веду счет. Раньше вел. Но через некоторое время это просто становится грубым и безвкусным занятием. И нет, я не всегда их убиваю. Мурри, мой помощник, может подтвердить.
— Парень, который приносил мне еду?
— Да.
— Ты, — я прочистила горло, — причинил ему боль?
Томас слегка наклонил голову.
— Да, совсем немного. Ты сама достаточно скоро в этом убедишься.
Ярость, смешанная со страхом, горячей лавой разливалась по венам.
— Ты чудовище.
Томас, что-то записывавший, сделал паузу, слегка опустив плечи.
— Это не вопрос. Следующий.
Я больше не хотела играть, но… моя милая девочка с золотыми кудрями и улыбкой, с ямочками на щеках.
— Лу-Лу.
Томас снова выжидающе посмотрел на меня.
— Она не твоя?
— Этот твой паршивый федерал действительно пытался защитить тебя, не так ли? — он усмехнулся, швырнул планшет на верстак и подвинул стул. Усевшись, он потер руки.
— Она моя во всех отношениях, которые имеют значение.
От его слов у меня на глаза навернулись слезы. Где ее родители? Разве они не скучают по ней?
— Ты забрал ее?
— Да. — Звук его ладоней, скользящих друг о друга, каким-то образом успокоил мое учащенное сердцебиение. — Лу была дочерью наркомана. Женщина, мать Лу-Лу, какое-то время была любовницей важного клиента, но десять лет назад он ее уволил.