Округ Форд. Рассказы
Шрифт:
Эмпория должна заботиться о племяннике Леоны, а после его смерти она получит недвижимость в собственность. Маленький розовый домик на Рузвельт-стрит будет принадлежать ей, причем без каких-либо дополнительных условий. Передача недвижимости в собственность чужих людей не имела особого значения для членов семьи Кин — они уже долгие годы разбазаривали имущество Исаака. А вот для Эмпории эта передача означала все. Сама мысль о том, что она станет законной владелицей любимого домика, перевешивала все страхи и сомнения. Вот Эмпория и согласилась присматривать за умирающим белым парнем.
Поскольку тетушка Леона даже в
Когда старый «бьюик» тетушки Леоны затормозил перед воротами, Адриан Кин увидел розовый домик с белым крыльцом, обвитым плющом, увидел пестрые цветочные клумбы с маргаритками и геранью, увидел крохотную зеленую лужайку перед входом с низенькой белой изгородью. Потом он перевел взгляд на соседний домик — в точности такой же, только желтый, аккуратный и хорошенький. Взглянул дальше — вся улица была застроена такими же славными, приветливыми домиками: с цветами, креслами-качалками во дворах, а их двери словно приглашали войти. Потом он снова посмотрел на розовый домик и решил, что лучше уж умрет здесь, чем в мрачном особняке, находившемся всего в миле отсюда, который только что покинул.
Садовник, так и не снявший рабочие перчатки из опасения подхватить заразу, быстро выгрузил из машины два дорогих кожаных чемодана с вещами Адриана и тут же отъехал, даже не попрощавшись, не пожав ему руку. Он получил четкие указания от мисс Леоны немедленно вернуть «бьюик» и промыть весь салон дезинфицирующим средством.
Адриан еще раз оглядел улицу, заметил на крылечке одного из домов людей, отдыхающих в теньке, затем подхватил чемоданы и зашагал через двор по дорожке, выложенной кирпичом. Дверь отворилась, на крыльце предстала улыбающаяся мисс Эмпория:
— Добро пожаловать, мистер Кин!
— Пожалуйста, давайте без этих ваших «мистер», — поморщился Адриан. — Рад познакомиться. — Подобный обмен любезностями предполагал рукопожатие, но Адриан осознавал, что с этим возникнут проблемы, а потому быстро добавил: — Знаете, руки пожимать можно, ничего страшного, но можно прекрасно обойтись и без этого.
Предложение вполне устраивало Эмпорию. Леона предупредила, что внешность парня может ее напугать. Эмпория быстро отметила впалые щеки, ввалившиеся глаза и неимоверно бледную кожу — такой ей еще не доводилось видеть. Она притворилась, что не замечает всего этого, в том числе и страшной худобы парня — одежда болталась на нем как на вешалке. И тут без колебаний она указала на маленький столик на крыльце и спросила:
— Не желаете ли чаю, сладкого-сладкого?
— Спасибо, с удовольствием.
Говорил он коротко и отрывисто, южный акцент утерян давным-давно.
«Интересно, — подумала Эмпория, — что еще успел утратить этот молодой человек?» Но вот они уселись за плетеный стол, и она налила ему чаю с сахаром. Рядом стояла тарелка с имбирным печеньем. Она взяла одно, он не стал.
— Аппетит есть? — спросила Эмпория.
— Пропал, — ответил Адриан. — За время, что не приезжал сюда, я сильно потерял в весе. Отказался от всего жареного. Да и вообще я особым любителем поесть никогда не был. Ну и потом, когда болеешь… какой уж там аппетит.
— Так что много готовить мне не придется?
— Думаю, нет. Скажите, а вас… устраивает
— Нет, что вы, договоренность меня вполне устраивает, мистер Кин.
— Пожалуйста, называйте меня просто Адриан. А вас как зовут?
— Эмпория. Стало быть, будем называть друг друга по имени?
— Решено.
— И где же вы хотели найти другое место, Адриан? — спросила она.
— Не знаю. Сейчас все носит такой… временный характер. — Голос его звучал хрипловато, слова он произносил медленно, с трудом. На нем были синяя хлопковая рубашка, джинсы и сандалии.
Когда-то Эмпория работала в больнице и навидалась там немало раковых больных, находившихся при смерти. Этот молодой человек, теперь очень больной, несомненно, некогда был очень хорош собой.
— А вас эта договоренность устраивает? — спросила она.
— Почему нет?
— Ну, белый джентльмен из такой известной семьи, и живет здесь, в Лоутауне, с черной старой девой.
— А что, забавно! — На его губах в первый раз возникло подобие улыбки.
— Уверена, мы поладим.
Он помешивал чай ложечкой. Улыбка исчезла, лицо стало задумчивым. Эмпория тоже размешивала свой чай, а потом подумала: «Бедняга. У него так мало причин улыбаться».
— Я уехал из Клэнтона по нескольким причинам, — сказал Адриан. — Это плохое место для таких, как я, — гомосексуалистов. И не слишком хорошее для людей вроде вас. Меня тошнит всякий раз, когда я вспоминаю, как меня воспитывали. Мне стыдно за свою семью, за то, как они обращались с темнокожими. Я ненавижу косность и фанатизм в любых проявлениях. Просто не мог дождаться, когда выберусь оттуда. К тому же мне страшно хотелось попасть в большой город.
— В Сан-Франциско?
— Нет, сначала я поехал в Нью-Йорк, прожил там несколько лет, потом получил работу на Западном побережье. Ну и осел в Сан-Франциско. А потом заболел.
— Почему же вы вернулись, раз так не любите этот город?
Адриан тяжело вздохнул, словно ответ требовал нескольких часов объяснений или у него вовсе не было ответа. Вытер пот со лба, но вспотел он не от жары и высокой влажности, а просто потому, что болен. Отпил глоток. А затем сказал:
— Сам до конца не понимаю. Последнее время я видел много смертей, слишком много смертей. И мне стала невыносима мысль о том, что меня похоронят где-то в холодном склепе в далеком городе. Может, это потому, что я южанин. Все мы рано или поздно возвращаемся домой.
— Что ж, в этом есть смысл.
— Ну и потом, если честно, у меня кончились деньги. Лекарства очень дорогие. Вот и понадобилась семья — вернее, ее средства. Есть и другие причины. Все очень сложно. Мне не хотелось… отягощать своих друзей созерцанием еще одной мучительной смерти.
— Но ведь вы собирались остаться в доме у родных, а не здесь, в Лоутауне?
— Поверьте, Эмпория, я предпочитаю находиться здесь. В Клэнтоне я никому не нужен. Несколько лет мне платили за то, чтобы я оставался как можно дальше. Меня лишили наследства, вычеркнули из всех завещаний, родные даже имени моего стараются не упоминать. Ну и я решил напоследок огорчить их. Приехал назло, чтобы заставить страдать. И заставить еще немного потратиться на меня.