Олег Антонов
Шрифт:
Он смотрел на ее молодое, упругое тело, на стремительные броски за мячом и невольно любовался своей теннисной партнершей.
Олег нравился женщинам. Элегантный, всегда хорошо одетый, обходительный в обращении, Антонов выделялся среди своих сверстников подчеркнутой интеллигентностью.
Но когда он пригласил Лидочку в Тушино на полеты планеров и она увидела это захватывающее зрелище, сердце девушки было окончательно покорено.
— Он быстро влюбил меня в себя и в планеры, — призналась позже Лидия Сергеевна. — Я была потрясена и полетами и человеком…
Да, все произошло чрезвычайно
Познакомившись в начале лета, молодые выехали в свое свадебное путешествие в Коктебель в сентябре того же года.
Призрачно-сказочный Коктебель обрушился на молодоженов всем запасом своей фантастической красоты. Желто-оранжевыми волнами окрестных вершин, среди которых прятались редкие облака Зубчатыми скалами Карадага с профилем Пушкина, покоящимся на его загадочном хребте. Отвесные каменные столбы у голубовато-синей воды залива, опороченного белой полоской прибоя, создавали узор, окаймлявший белое кружево на черном галечном пляже.
Бесконечно много воды, воздуха и простора, удивительно гармонично размещенных в пространстве по волшебной воле ее Величества Природы.
И удивительно много новых людей, с которыми Олег не то что запанибрата, но давно и устойчиво знаком. Здесь переходили они в разряд близких друзей и приятелей.
И все такие же сумасшедшие энтузиасты, как Олег. Все хотят в небо — ведь в годы те строитель планера и пилот чаще всего сливались в одно лицо: сам построил — сам полетел!
И не только молодые. Нет, зрелые, прошедшие гражданскую… Старики…
Олег знакомил жену с аэродинамиками и прочнистами Ветчинкиным, Чесаловым, с летчиками Громовым, Юмашевым, Арцеуловым, Анохиным, с конструкторами Дубровиным, Шереметьевым, Гурко, Люшиным.
Все это в стремительном круговороте сверхактивной деятельности. Ведь все прибыли в Коктебель в отпускное время. Всем некогда — каждому свое. Все спешат, торопятся…
Лишь изредка в этом снующем, вечно бегущем потоке людей возникал, как явление пророка народу, апостолический Максимилиан Волошин — поэт и художник. Он жил там, внизу, на самом берегу залива в собственном необыкновенном доме с башней, вздымавшейся над зелеными купами деревьев. Он был столь прекрасно чужероден в этом беспокойном обществе людей, стремящихся в небо, что я обращусь к воспоминаниям самого Антонова, так как вряд ли найду слова о Волошине лучше.
«Он появился на гребне южного склона, как сияющее белое облачко, с длинным посохом в руке.
Внимательно и неторопливо всматривался он в смуглые мальчишеские лица задорных строителей „летающих драконов“. Была какая-то особая ласковость в прикосновении его теплой ладони, в пожатии большой и сильной руки, руки многоопытного отца, с улыбкой наблюдающего забавы резвящихся детей своих.
Ветер тихонько перебирал его седые кудри и складки свободной белой одежды. А глаза, светлые и глубокие, с доброжелательным интересом смотрели на людей и на просторы сияющего мира.
Его жена, заботливо опекавшая каждый его шаг, светилась гордостью, представляя нам его, такого большого и человечного.
Переполненные бьющей через край энергией,
Лида упивалась Коктебелем…
Поездка в Коктебель окончательно решила судьбу Лидии Сергеевны. Она оставила работу в Облдортрансе при Московском коммунальном хозяйстве и перешла работать чертежником планерного завода под руководством опытного конструктора планеров Бориса Николаевича Шереметьева, назначенного начальником КБ.
— Нашего войска прибыло, — с улыбкой сказал Олег, узнав о ее решении.
Наконец строительство планерного завода закончилось. В пустынном районе Тушино возведен одинокий кирпичный параллелепипед. Места много, но удобств — никаких!
Воды нет, тепла нет. Электричество — низковольтная времянка. Жить тоже негде. Приходилось все начинать, как говорится, с нуля.
Но разве это остановит одержимую молодежь? Планеры по чертежам КБ выпускали на холоде, в редкие моменты подачи электричества.
Летом 1932 года для комфорта вокруг цеха посадили деревья, проложили дорожки. Завод постепенно приобретал обжитый вид.
В небольшой пристройке размещалось КБ, стояли чертежные доски. Печки-времянки с трудом отапливали «мозговой центр» завода.
Очень сложно было с жильем. Супруги Антоновы и супруги Шереметьевы жили в пятиэтажке в одной общей квартире. Каждая семья имела по комнате. Через некоторое время на две семьи удалось освободить еще одну, теперь уже общую, комнату — коллективный творческий кабинет для совместной работы по вечерам.
В общей комнате стояли три чертежных доски для каждого из конструкторов. Здесь, дома, во внерабочее время Олег Константинович, Борис Николаевич и Лидия Сергеевна создавали новые планеры.
Жена Шереметьева — Ирина Януарьевна не принимала участия в конструировании планеров, но неизменно посещала все планерные слеты. По профессии медицинская сестра, она участвовала в слетах в этом качестве.
Жили дружно, связанные общими интересами и стремлениями.
— Ну, что у вас сегодня на повестке дня? — спрашивал с улыбкой Борис Николаевич, отрываясь от своей доски и склоняясь над расчерченным листом Лидии Сергеевны.
— Работаю над малышом, — застенчиво отвечала молодой конструктор. Лидия Сергеевна с успехом испытывала себя в новом для нее деле — конструировании миниатюрного планера — самого крохотного из тех, что строились в стране.
— А может быть, этот узел решить несколько иначе… Может быть, вот так… — И карандаш Шереметьева уверенно бежит по ватману.
— Давайте спросим Олега, — робко предлагает Лидия Сергеевна. — Ему видней…
Отрываясь от своей доски, Олег Константинович подходит к спорящим. Он «верховный судия» — за ним решающее слово.
И так почти каждый вечер в чертежном зале коммунальной квартиры. Антоновы — Шереметьевы.
Каждый год Осоавиахим объявлял открытый конкурс под девизом на конструкцию нового планера. На конкурс представлялись минимальные расчеты, основные чертежи и схемы. На производство чертежей, калек, синек каждому конструктору, участвовавшему в конкурсе, выделялась довольно значительная сумма — 2 тысячи рублей в старом исчислении.