Олег – диктатор Рима?
Шрифт:
Мне показалось, что это был очень долгий, тяжёлый и не вписывающийся ни в какие рамки день. Уже лёжа и почти засыпая дома в своей кровати, я неожиданно услышал тихий шум, — медленно и осторожно в мою комнату пробралась мачеха и залезла ко мне в постель…Я не стал устраивать выяснение отношений, а просто дал ей то, чего она хотела. Кажется, она оказалась весьма довольной…
Новый день, и вот я снова на ногах. После короткой утренней беседы с Секундой, которая настояла на том, чтобы я оставался жить у неё, отправился по делам в город. Мои мысли бурлили, обдумывая новую ситуацию. Нет, я не собирался жить на положении домашнего питомца у этой педофилки.
На Форуме захожу в крупное здание. Вижу много людей, — большинство с озабоченным выражением лица и совсем немного довольных. Последние по большей части сидели за столами. Именно к ним я и направился.
— Чего тебе, пацан? — спросил меня аргентарий со взглядом коршуна (аргентарий — банкир Древнем Риме).
— Я бы хотел открыть вклад.
— Серьёзно? Твои родители в курсе?
— Я сирота. Наверное, заметили, что я в траурной тунике. Только вчера похоронил отца.
— Тебе должны были назначить опекуна.
— Отец не оставил завещания, а родственников по мужской линии у меня нет. Я собираюсь просить у магистрата объявления меня дееспособным. Сейчас же по римским законам мне дозволяется поместить деньги на хранение в банк.
— Хм. А ты весьма умён, молодой человек. Кредит тебе предоставлять запрещено, но вклад можешь сделать. Это предусмотрительное желание — сохранить свой капитал. Давай сюда деньги.
— Подождите, мне хотелось бы узнать насчёт условий. Какие проценты предлагаются и надо обсудить заключение договора.
— Слушай, парень. Откуда ты таких только слов нахватался, — договор, проценты? Видишь, у нас тут взрослые люди. Здесь всё на доверии. Никто твои деньги не заберёт, всё будет в сохранности. Тебе даже платить за это не придётся. Сколько у тебя там?
— 5 тысяч денариев.
— Сколько?
— 5 тысяч, и смею заметить, что эти деньги являются наследством, полученным от моего отца. Я не могу рисковать такой суммой и доверяться устной договорённости. Пожалуй, мне придётся обратиться к другому аргентарию.
—
— Я слышал, что сейчас стандартная ставка по вкладам — 6 % годовых, и мне хотелось бы такие условия.
— Хм…Это тебе кто рассказал?
— Мои друзья — патриции. Я тоже из родовой знати.
— Ситуация становится яснее…Хорошо. Будет тебе стандартный договор.
После этой беседы довольно быстро составляется контракт на папирусе в двух экземплярах и в присутствии свидетеля мне предлагается его подписать.
— Давай, парень, ставь быстрее подпись. Итак, много времени прошло. Скоро очередь появится. Умеешь подписывать или помочь?
— Это шутка такая? — спрашиваю уже раздражённо. Попытки меня «развести» явно превышают все возможные пределы.
— Ты о чём?
— В договоре написано, что я отдаю на хранение 1000 денариев.
— Хм…Да, действительно. А ты, молодец, — увидел ошибку. Честно говоря, я даже не заметил. Сейчас исправим, — сказал банкир с чётким выражением недовольства на лице.
— Теперь всё правильно. Вот деньги. Пересчитайте.
— Сумма точная. С вами приятно иметь дело, молодой человек.
— До свидания.
— Всего хорошего, патриций Сулла Корнеллий!
Дом знатного патриция Гая Юлия Цезаря располагался на Палатине. В этом районе жили преимущественно богачи и аристократы Рима. И надо сказать, дом весьма соответствовал такому месту, — почти 1,5 тысячи квадратных метров на одну семью. Особняк внушал уважение даже своим размером, но и внутреннее устройство тоже не уступало внешнему. Дом богатый, но не роскошный, — так бы его охарактеризовала римская элита. Именно в эту виллу любила захаживать Секунда к своей подруге и по совместительству соседке Марции, жене Гая Юлия Цезаря.
— Здравствуй, моя дорогая. Сочувствую твоей утрате, — начала разговор, уютно расположившись на ложе в атриуме, хозяйка дома.
— Благодарю, Марция. Хотя мы оба с тобой знаем, что мой брак с Луцием Корнеллием был всего лишь формальностью.
— Надо же соблюдать приличие, — улыбнулась Марция.
— Сказать честно, эти недели брака меня здорово напрягали. Никогда не думала, что алкоголики могут быть настолько неприятны.
— Твои мучения закончены как, впрочем, и страдания бедного Луция.
— Брось, какие страдания. Как женился, так и не переставал праздновать. Многие о таком только и мечтают.
— А как похороны? Я замечу, траур тебе весьма к лицу.
— Кстати, да. К своему третьему вдовству всё-таки смогла подобрать достойный наряд.
— Сидит изумительно.
— Мне чёрный цвет всегда шёл. Жаль, в Риме он не очень популярен, — усмехнулась Секунда. — А похороны были, как всегда, муторными.
— Я слышала другое.
— Ты о чём?
— О речи на похоронах сына Луция, — Сулле. Говорят, он всех там шокировал.
— Было дело. Признаться, и сама под впечатлением. А кто тебе о Сулле рассказал?
— Гай Марий.
— Это тот бывший полководец, а ныне один из самых богатых людей Рима?
— Он самый.
— Что-то я раньше не замечала его в вашем доме.
— Он начал общаться с мужем совсем недавно. И сейчас я тебе уже могу сказать…
— Что сказать?
— Гай Марий планирует взять в жёны нашу дочь.
— Как это? Он ведь женат.
— Разведётся. Ему нужно породниться с нами, чтобы он смог претендовать на должность консула (высшая выборная должность в Древнем Риме). Гай Марий богат, но род его не столь древен, чтобы претендовать на роль первого человека в городе.