Олег Рязанский
Шрифт:
Великая княгиня, выбежав, запричитала, заголосила. Юшка грубо оборвал её — не покойник, чай, живой! Позаботилась бы лучше о знахарях, которые у мещеряков славятся своим ведовством.
Ефросинья поглядела на Юшку непонимающими глазами. Тогда он встряхнул её, как куклу, не обращая внимания на сбежавшихся бояр и дружинников, повторил всё, что до того сказал, и только после этого она, опамятовавшись, начала распоряжаться.
Князя унесли.
За Юшкой пришёл старик тысяцкий, повёл к себе и, усадив за стол, стал расспрашивать.
Юшка
Кореев же и воевода Алексин с остатками рязанских и пронских полков ушли к Москве.
— Много наших полегло? — спросил озабоченный тысяцкий.
— Ничего не могу сказать, боярин. — Юшка торопливо жевал варёное мясо, запивая густым киселём.
— Неужто молодой Кореев ничего Василию Михайловичу не наказывал?
— Не знаю, боярин. Я видел только, что сотник Степан с боярином Кореевым и московским воеводой Вельяминовым разговаривал перед тем, как мы поскакали.
В это время за дверью избы, приютившей старого тысяцкого, раздались крики. Потом стукнула дверь, и в избу ворвалась незнакомая женщина, судя по одежде, боярыня. Юшка никогда её раньше не видел. Её пытался удержать один из воев, но она, оттолкнув его, бросилась к Юшке, угадав человека, который привёз великого князя, и, умоляюще сжав у груди руки, спросила:
— Мой-то жив?
— Кто твой? — спросил, торопливо проглатывая кусок, Юшка.
— Васята... Василий Михайлович, воевода сторожевого полка!
Огромные тёмные глаза смотрели с мольбой, страхом, надеждой — всё вместил в себя долгий страдальческий взгляд.
— Прости, боярыня... Убит Василий Михайлович.
Женщина замотала головой.
— Нет, нет... может, ранен?
— Рад бы сказать — ранен. Но сам видел... Татарская стрела прямо в горло вошла.
— В горло... — Боярыня застывшими глазами смотрела на Юшку, словно пытаясь что-то понять. — В шею? Но ведь он мог и выжить, если...
— Боярыня, вторая стрела попала ему в голову... Больше я ничего не видел, нас засыпали ордынцы стрелами.
— Значит, бросил его великий князь? Вася его спас, а он бросил?
— Великого князя я раненого увёз, мне мой сотник приказал. Я выполнил. — Юшка встал, отвернулся от боярыни, поклонился тысяцкому.
— Благодарствуешь! Прикажи дать мне свежего коня, хочу вернуться, узнать, куда мой сотник делся. Жив, мёртв... Я видел, что и его стрелой вражеской ударило.
— Иди, воин. Я сейчас распоряжусь. — Старый тысяцкий тоже встал из-за стола.
— Окажи милость, вели и мне хорошего коня выделить, — тихо сказала боярыня.
— Зачем
— Поскачу с ним, — твёрдо ответила она, указав на Юшку.
— Ты бы спросила, возьмёт ли он тебя с собой? — попытался урезонить её тысяцкий.
— Возьмёт! — уверенно сказала боярыня.
Юшка внимательно глянул на неё.
Моложавая, статная, привлекательная, она излучала решимость и волю.
— Куда ты, Дарья Ильинична? У тебя малый сын, дочь... Не приведи Бог, сгинешь, с кем останутся? — вздохнул тысяцкий.
— Великий князь Олег Иванович позаботится. Он Васю бросил, может, детей его не бросит. Ты так и передай, когда в себя придёт: не вернётся Дарья — дети её и Василия на нём! — Повернувшись к Юшке, она требовательно спросила: — Тебя как звать?
— Юшка.
— Идём, Юшка. Боярин коней нам достанет. Покажешь, где тот бой... — Она не смогла закончить, зажав рот руками, но сдавленные рыдания прорвались.
Юшка тяжело вздохнул и пошёл к двери, оглянувшись на тысяцкого. Тот лишь горестно покачал головой...
О боярыне, вдове Василия Михайловича, Юшка рассказывал с необычной для него восторженностью.
Она вынесла всё: и долгую скачку по лесным тропам к месту последнего боя Степана и Васяты, и поиски мужа среди трупов воинов сторожевой сотни, и то, что не сразу обнаружила его, ибо оказался он в стороне раздетым до исподнего, — видно, позарились татары на дорогую броню и кожаную подбронную одежду.
Степана среди убитых Юшка не нашёл и сделал единственный возможный вывод: попал в плен. Можно было предположить, что продадут его ордынцы в Сарае, как только залечат раны...
— Никто не лечил, — сказал со злостью Степан в этом месте рассказа.
Верный меченоша помолчал, собираясь с духом, и поведал Степану ещё об одной напасти, которая произошла в доме Корнея за два года плена. Как впервые появились сваты князя Милославского, переломившего таки себя и повинившегося перед Олегом, как суетился Корней, принимая сватов, как бросилась в отчаянии Алёна к матери. Юшка рассказывал всё это в подробностях, которые узнал от Пригоды. Мать без колебаний приняла сторону дочери. Две женщины выработали нехитрый, от века проверенный способ оттянуть свадьбу: боярыня объявила мужу о женских болестях Алёны. Для отца это было как гром среди ясного неба, но делать нечего, под напором жены и дочери сговор отложили.
Караван неторопливо шёл вперёд, следуя левым берегом извилистого Дона. Дальше, после впадения в могучую реку Северского Донца купцы собирались разделиться и отпустить татарское охранение. Одни направлялись в Нижний Новгород, другие в Рязань и Москву.
Все бесконечные дни пути Степан, сопровождаемый Юшкой, скакал за караваном, постепенно обретая утраченную в плену силу и сноровку. К котлу он садился голодный как волк, поедал и баранину, и мучную похлёбку, и лепёшки в неимоверном количестве.