Олени
Шрифт:
— А почему ты принес ее мне, — спросил я критика, — ты рекомендуешь ее издать?
Критик краешком губ изобразил на лице загадочную улыбку, в его глазах зажглись лукавые огоньки.
— Да просто прочти. Ты наверняка знаешь автора, это твой соученик. Ты там тоже присутствуешь в качестве героя, второстепенного, правда, не под своим именем. По крайней мере, я так понял, поэтому и принес эту рукопись тебе. И если в рукописи есть хоть доля правды (а там много чего странного), то автора легко будет вычислить.
В тот момент я не смог сразу
Сначала я не понимал ничего. Заповедник «Олени» показался мне полным бредом. Есть курорт на море с таким названием, других «Оленей» ни в горах, ни в лесу не было. И даже если автор изменил название, просто нереально, чтобы существовало такое дикое, прекрасное заповедное место — уж наши акулы давно бы его проглотили. Да и сам рассказчик явно не слишком уверен в его реальности, так что, вероятнее всего, всё это выдумки.
Но когда я дошел до встречи героя с издателем Петром (а это мое имя), я догадался, кто этот автор. А в самом деле, куда исчез этот обормот? Перевел, действительно, три романа — перевел быстро и качественно, и я хорошо ему заплатил. А потом исчез яко дым. В общем-то, он не так уж был мне нужен — с другими переводчиками у меня выходило дешевле, но все же — куда он исчез? Я думал, что он затеял какой-нибудь доходный бизнес, а он — на тебе! — писатель! У меня уже не было никаких сомнений в том, кто это. Его покойные родители, действительно, были известными людьми, да и другие события, о которых он писал, выглядели вполне правдоподобно. Насколько мне известно, разумеется. Мы ведь не были слишком близки, даже не одноклассники, просто закончили одну и ту же гимназию. Какое-то время у нас была общая компания, и мы вместе болтались по одним и тем же вечеринкам. Но многое в рукописи показалось мне надуманным. А уж любовные истории, о которых он говорит с таким пафосом, ни по количеству, ни по качеству не были чем-то выдающимся. При этом, повествуя о них, он не просто старомодно романтичен, но и довольно наивен в своих представлениях о женщинах. Впрочем, каждый имеет право жить по-своему.
И все же меня заинтриговало и его исчезновение, и то, что он не сам предложил мне свою рукопись.
Довольно легко мне удалось найти по старому телефонному справочнику телефон его покойного деда. Там мне ответили, что не знают такого, а квартиру купили несколько недель назад через одну фирму. Я попытался ее найти, но по данному адресу уже была зарегистрирована другая фирма, и она не занималась сделками с недвижимостью.
Тогда я сам сходил на квартиру. Оказалось, что ее купили какие-то провинциальные «новые болгары» для сына-студента, который и загулял там со своей подружкой. Документы купли-продажи выглядели достоверно, но фирма явно была фантомной, сейчас таких полно. Этот след вел в никуда.
«Тетя Тинка» (ее действительно так звали) из соседней квартиры уже отдала богу душу, а наследники ничего не знали о своем соседе и сами искали арендаторов.
Труднее оказалось найти вторую квартиру, но и там — никаких зацепок. Она уже сменила нескольких собственников
Казалось, автор «Оленей» исчез без следа. А может быть, продал свои квартиры и уехал за границу? Но сам этот случай меня заинтриговал, и я стал проявлять упорство.
Решил попытать счастье с деканом. Тот уже не был деканом, но найти его было нетрудно. Он не только вспомнил, но и оживился, не на шутку встревоженный и заинтересованный.
— И куда исчез этот юноша, в самом деле? Это был мой самый способный студент, я предложил ему докторантуру, он обещал подумать и… пропал без следа. Мажет быть, вернулся в Канаду? У него были замечательные родители, его отец спас мне жизнь.
Я уже прочел об этом в рукописи, но решил не говорить ничего разволновавшемуся пожилому человеку, даже то, что никакой «Канады», скорее всего, и не существовало.
Я простился с профессором, предложив напечатать в моем издательстве его будущую книгу, и обещал сообщить, если что-нибудь узнаю.
И тогда я решил обратиться в полицию. Был там у меня один знакомый, и я попросил его заняться этим делом. Через несколько дней он уведомил меня, что данное лицо в полицейских сводках не значится ни среди умерших, ни среди исчезнувших, ни среди уехавших за рубеж.
— А неопознанные? Такие у вас есть?
Он посмотрел на меня как-то странно и, помолчав, тихо сказал: «Да тысячи!»
Я попросил его проверить среди них. Сначала он отказывался, уверяя, что это категорически запрещено, тем более что я не родственник пропавшему, но потом согласился. Попросил найти фотографию исчезнувшего. Мне неоткуда было ее взять, поэтому я ограничился словесным портретом.
Через несколько дней он позвонил и снова затянул старую песню о том, что это запрещено, что… Его новые сведения обошлись мне еще дороже, но зато уже на следующий день я сидел в его кабинете в министерстве, где он, закрыв дверь, оставил меня наедине с тридцатью папками.
Я стал их просматривать. Это были дела убитых неопознанных мужчин от восемнадцати до тридцати пяти лет … Моего я нашел в седьмой по счету папке.
Это было ужасно. Я узнал его сразу — труп был сфотографирован прямо на том месте, где его нашли. В полицейской справке сообщалось, что тело было обнаружено через несколько дней после убийства (в спину из огнестрельного оружия), но потом его перенесли и бросили (перечислялся ряд подробностей, которые здесь нет смысла приводить). Я был потрясен не столько увиденным, сколько самим фактом этого убийства.
Несколько дней я не мог прийти в себя.
Он не был мне близок, и у меня не было никакого личного интереса в расследовании данного случая.
Но я был потрясен самой этой смертью. Меня охватил страх. За себя. За всех нас. Все мы можем исчезнуть вот так, как ненужная вещь. В стране, где человек не значит ничего.
Потом я снова позвонил тому же полицейскому, превозмогая свое презрение к его алчности. Попросил его в последний раз узнать, не обращался ли кто-нибудь с заявлением об исчезновении убитого.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
