Олений заповедник
Шрифт:
– Я тебя люблю. Ну и язычок. Надо же быть такой импульсивной. Я говорю себе: «Г.Т., что такого в Лулу, отчего все билеты бывают проданы?» – и мне даже не приходится требовать от себя ответ. А ответ в одном слове. Жизнь, – сказал Теппис, нацелив в нее палец, – вот чем обладает Лулу.
Он налил себе немного виски и маленькими глоточками стал пить.
– Ты не можешь понять, зачем я тебя сюда пригласил? – произнес он после паузы. – Сейчас скажу. Я думал о тебе. Хочешь знать мое личное мнение о Лулу Майерс? Она величайшая актриса в нашей стране, а в этой стране работают самые великие актеры мира.
– Вы самый великий в мире актер,
– Я воспринимаю это как комплимент. Но ты не права, Лулу, я не умею играть. Слишком я искренний. Я слишком глубоко все переживаю, а выразить не могу. Иногда я ночами не сплю, тревожась за тебя. И знаешь, что меня снедает? То, что я не американская публика. Будь я американской публикой, ты бы у меня стояла первым номером в рейтинге Биммлера. А знаешь, какое ты сейчас занимаешь место?
– Семнадцатое, верно, мистер Т.?
– Семнадцатое. Можно такому поверить? Значит, американская публика покупает билеты на шестнадцать актеров и лишь потом на тебя. Я этого не понимаю. Будь я публикой, я бы покупал все время на Лулу Майерс.
– Почему десять миллионов не такие, как вы, Г.Т.? – сказала Лулу. Она допила то, что было у нее в стакане, и, выждав немного, подошла к столу и налила себе еще.
– Лулу, а ты помнишь, на каком месте у Биммлера ты была в прошлом году? На двенадцатом. В этом году ты должна была подняться, а не спуститься. На десятое место, на восьмое, а потом на третье, на первое – вот как надо шагать.
– Мистер Теппис, может, я уже вся в прошлом.
Теппис поднял руку.
– Лулу, за такое высказывание мне бы следовало разложить тебя и отшлепать.
– О, мистер Т., какую бы историю я из этого сделала.
– Ха-ха-ха. Я от тебя просто без ума. Лулу, послушай меня. Вся беда в том, что у тебя слабая реклама.
– Да у меня лучший пресс-агент в стране, – поспешила она возразить.
– Ты думаешь, можно купить славу? Слава – это дар Божий. Прошло то время, Лулу, когда любая девчонка – видишь, я говорю откровенно, – став подружкой того или другого господина, становилась знаменитой. Сегодня публика хочет респектабельности. И знаешь почему? Потому что жизнь перестала быть респектабельной. Думаешь, они хотят, чтоб им об этом напоминали? Разреши показать это тебе с помощью психологии. Десять лет назад женщина была верна мужу, но ей хотелось чего-то волнительного, хотелось мечтать о большом романе со звездой. Лулу, так откровенно я не говорил бы ни с одним человеком на свете. А сегодня, знаешь ли, у этой же женщины дружки повсюду – она трахается даже с техником, который приходит чинить телевизор. И ты думаешь, ей хочется видеть на экране кого-то вроде себя, такую же психованную? Совсем не хочется. Ей стыдно, что она такая. И ей хочется видеть женщину, которая вызывала бы у нее уважение, замужнюю женщину, королевскую чету, супругов – американских звезд Номер Один. Вот какая сейчас психология.
Лулу передвинулась в кресле.
– Г.Т., вам следовало быть сватом.
– Ты все время мне это говоришь, а я тебе вот что скажу. Если б ты могла выйти замуж за правильного парня – к примеру, за звезду, который по шкале Биммлера идет седьмым или девятым номером, – знаешь, что было бы? Ты думаешь, что заняла бы по шкале Биммлера среднее место между вами двумя, так вот нет: вы оба получите у Биммлера два самых высоких места по стране. И знаешь почему? Два плюс два дает не четыре – дает пять. Да еще пять, получается десять. Это комбинированное сложение.
– Надеюсь, что это так, Г.Т.
– Возьмем этого твоего молодого парня – как там его фамилия, ну, этого Сахарного мальчика.
– Вы имеете в виду Серджиуса.
– Я присмотрелся к нему. Он славный малый. Мне он нравится. Я бы нанял его. Не актером, как ты понимаешь, а на какую-нибудь работу – передвигать декорации, водить грузовик, он для этого вполне подошел бы: прямодушный, наверно, действует из лучших побуждений, но я думаю, что было бы, если бы он женился на тебе. И знаешь, к какому выводу я пришел? Лулу, этот парень не для тебя. Он ничего собой не представляет. Он потянет тебя вниз. Не важно, сколько, по его словам, он сбил самолетов, – он пустельга, вот кто он.
– Ой, не надо принижать Серджиуса, Г.Т., – сказала Лулу, – он очень милый.
– Милые мальчики стоят по десять центов за дюжину. Он еще ребенок. А ты – женщина. В этом-то и разница. По-моему, мы понимаем друг друга. Я хочу тебе сказать то, что застряло у меня в мозгу и здорово тебя оглоушит. Хочешь знать, за кого, я считаю, ты должна выйти замуж?
– Я никогда не знаю, о чем вы думаете, мистер Теппис.
– Отгадай. Давай отгадывай.
– За Тони Тэннера, – сказала Лулу.
– За Тони Тэннера? Лулу, мне стыдно за тебя. Я сам проверил его позицию на шкале Биммлера. Он на сто восемьдесят девятом месте – вот какое он ничтожество. Позорно для женщины так себя не ценить, нет, я думаю кое о ком получше. Не говори сейчас ни слова – я хочу, чтобы ты отложила решение до утра. А что ты скажешь насчет Тедди Поупа?
Лулу вскочила на ноги. И устроила маленькую демонстрацию – несколько раз открывала и закрывала рот.
– Я в шоке, мистер Т., – наконец произнесла она.
– Садись. Я сейчас кое-что тебе скажу. Возможно, ты этого не знаешь. И у меня нет желания скрывать это от тебя. Тедди Поуп – гомосексуалист. Удивил тебя, да? Неужели Г.Т. такой человек, который станет на колени и будет упрашивать красивую девушку вроде тебя выйти замуж за придурка?
– Вы такого никогда не сделаете, – сказала Лулу. – Слишком вы человек уважаемый и прямой.
– Не будем отклоняться. Я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос как можно честнее. Признаешь ли ты – забудем на минуту о твоей личной жизни, – что, выйдя замуж за Тедди Поупа, получишь величайшую выгоду в смысле рекламы? Американская супружеская пара Номер Один. Скажи, что я прав.
– Я не могу этого сказать, мистер Теппис. – Лулу покачала стакан, в котором зазвенели кубики льда, и точно таким же голосом, каким говорил он, добавила: – По-моему, вы эгоист.
– Никто в целом свете не может сказать такое про меня.
– А мне хочется заплакать, – сказала Лулу. – Я ведь всем говорила, что вы мне как отец родной.
– Не обижай меня, Лулу.
– Г.Т., мне кажется между нами никогда больше не будет так, как раньше.
– Да как ты можешь такое говорить! – воскликнул Теппис. – Это же оскорбительно. После всего, что я для тебя сделал.