Ольга-чаровница и змиев сын
Шрифт:
Внезапно морозцем повеяло, прохладой снежной кожу на виске обдало, спугнув воспоминания. Ольга заморгала, как спросонья, а незнакомец протянул к ее кубку руку — очень бледную, будто бы даже сияющую мерным серебром — и коснулся округлого бока кончиком острого ногтя, словно бы морозным инеем схваченного.
— Совсем ты, братец, о гостье своей не печешься, — сказал незнакомец: высокий и статный, бледный и юный лицом, с очами синими, а власами, как лунь. Путались в них снежинки и сияли звездами. — Вино это всяко прекраснее, если остужено.
По поверхности зелена вина действительно
— Снеж… — тихо, но с затаенным рычанием в голосе (так глыбы в недрах земли ворочаются) произнес Горан.
— Снежен, — бесцеремонный гость сверкнул очами и отвесил ей легкий поклон. — Я подошел лишь познакомиться. Чаровники в наших краях на вес золото.
И исчез раньше, чем Ольга успела ответить. Уходить в глубину собственных мыслей на пиру все же не стоило.
Когда принесли очередную порцию блюд, она не растерялась, привередничать не стала и тем заслужила тихое одобрение не только Горана и его соратников, но и прочих гостей. Этот пир был первым и впервые же ворота отворились настежь, а всякий приближавшийся к ним не вызывал подозрений. Такие уж дни стояли: никто не смел биться всерьез, что шуточных поединков не отменяло. А уж надивиться чудесам, вокруг происходящим, вволю можно было. Кто только ни явился на празднества. Тем паче, стесняться не приходилось: гости и сами пялились на нее во все глаза (а у некоторых их имелось более чем пара). Потом поуспокоились, хотя чаровница рядом с хранителем врат, разумеется, интересовала всех.
— Действительно братик твой? — спросила Ольга.
— Единокровный, — хмуро пророкотал Горан, чем вызвал у нее легкую улыбку. В последнее время Ольге нравилось злить его, и ничего с собой поделать у нее не выходило.
— Как оказалось, не одни лишь люди терпеть не могут некоторых родичей, — заметила она лукаво. — Вам чувства такие тоже не чужды.
— По делу ведь… — едва слышно прорычал Горан.
Ольга пожала плечами.
— У нас говорят: родичей не выбирают.
Горан тяжко вздохнул.
— Зато друзей мы выбираем сами, — заметила она.
Горан не ответил, только сизый дым из ноздрей пустил, чем развеселил ее окончательно. А вот о Снежене она почти сразу забыла: и без него нашлось на что и на кого глядеть.
Когда вечер дворец крылом укрыл, загрохотало, затряслось вокруг. Некоторые гости с мест повскакали, однако Горан спокойно сидел, а значит и Ольга тревожиться не стала. И правильно. Тьма внезапно всем глаза застила, а когда проморгались, пред столом, что Горан с Ольгой занимали, стоял юноша, только-только право мужчиной зваться получивший: высокий, стройный, взгляд темным огнем горит, волос вороной и весь в черном.
— Здравствовать тебе, Горан, хранитель врат, — произнес красивым низким голосом и поклонился учтиво, но с достоинством.
— И тебе высокого полета, вестник, — ответствовал Горан, встав и поклонившись в ответ. — Садись за мой стол, отведай угощенья.
Уговаривать гость себя не заставил, по правую руку хозяина за стол уселся, испил чашу зелена вина в знак дружбы. Ольга украдкой глянула на него. Уж никак не представляла себе первого ученика
Он улыбнулся ей прямо, открыто и молвил:
— Чем больше таких, как мы, меж двух миров живут, тем лучше для Руси-матушки.
Ольга
Как поселилась Ольга в Нави, прошло полтора лета: пообвыкла, освоилась, перестала глядеть с открытым ртом на всякие диковины и чудо-юд, знакомцами и приятелями обзавелась. Жизнь как-то сама собой наладилась и начало казаться, будто царство Подсолнечное роднее и привычнее, нежели мир людской.
Откуда ж знать? Возможно, так и было. Недаром Ольга видела сквозь мир привычный, явный, этот, всяческих чудес полный.
За то время миновало пять поединков, окончившихся победами для защитников врат. После последнего Горан все еще хромал: пурпурная гадина о шести головах умудрилась покусать его за обе ноги. Ольга же не сидела без дела, не скучала у оконца за рукодельем, ее слава сильнейшей чаровницы гремела по миру. За дворцовыми стенами, пусть Горан каждый раз переживал и злился, Ольга не пряталась даже в самые тяжелые ратные битвы.
«Что чаровнику в поле делать? — часто ворчал Горан. — Ты в силах со стен свои лучи посылать, молнии или что еще для ворогов припасено».
Однако в груди все еще сидело неприятное ощущение: казалось, только возможность допусти, обязательно заточат в башне и примутся охранять денно и нощно, как царевну из сказки. Потому слабости себе Ольга не позволяла, а злые слова срывались с губ всякий раз стоило Горану попробовать проявить заботу.
Он так и не потерял к ней интерес, хотя научился не столь явно выказывать его: от попыток молниеносного захвата перешел к длительной осаде и, похоже, нащупал те струны души, за которые мог тянуть, не вызывая вспышек гнева или раздражения. Например, взял за привычку встречать вместе с Ольгой закаты, стоя на верхней площадке самой высокой из дворцовых башен, или принимал обличие крылатого змия и катал ее в вышине. Их поездок в многочисленные селения Нави Ольга теперь ждала с нетерпением и восторгом. Истории о навцах, безбрежном океане, окружающем все и вся, мироустройстве она могла слушать беспрерывно. Лишь в груди по-прежнему сидел ледяной осколок, напоминая о предательстве и заставляя ожидать возмездия.
Пиров стало больше, и Ольга больше не избегала их и не готовилась к ним со всей тщательностью. Вот, как сегодня.
— Не желаешь ли отведать крылышко шипохвоста? — поинтересовался Горан. Уголки его губ неизменно стремились вверх, но он пока держался и не показывал улыбки. Ну видно же: замыслил какую-то гадость.
Разумеется, она вольна была отказать, но Ольга решила поддержать шутку. Тем паче, соседи по столу — сплошь чуда-юда — проявили к беседе живой интерес.
— А что есть такое шипАГвост? — спросила она, намеренно коверкая название на манер басурман, язык русов выучивших. — Или кто?