Олимпия Клевская
Шрифт:
— Нет, государь, — отвечал Пекиньи. — Оспа у меня уже была.
Король вновь приблизился:
— Так чего же вы хотите?
— Я просил бы, государь, если вашему величеству не угодно выставить свою охрану у дома, я умолял бы ваше величество дать мне отпуск на эту ночь и удовлетвориться присутствием лейтенанта швейцарцев.
— Очень хорошо, герцог, — с улыбкой произнес король. — Ступайте.
— Как вы добры, государь; благодарю. Я уверен, что завтра смогу служить вам лучше, чем сегодня
— О, в этом я всецело на вас полагаюсь, — промолвил Людовик. — Идите же, мой дорогой герцог, идите.
Пекиньи поклонился.
— Лечитесь хорошенько, герцог! — крикнул вслед ему король. — Я не хочу, чтобы вы заболели и слегли.
— Ах, ваше величество слишком добры, — отвечал Пекиньи сияя.
И он со всех ног бросился к своим людям, прыгнул в карету и приказал гнать в Париж.
Король, как будто охваченный надеждой, следил за ним глазами до самых дверей.
Потом, когда тот исчез из виду, он снова стал бродить по салону.
А за окнами довольно сильно похолодало; на стеклах от этого холода отпечатались тысячи серебристых рисунков, изукрашенных светящимися жемчугами морозного кружева.
Графиня Тулузская, как радушная хозяйка, не теряла короля из виду; от нее не укрылись смятение и скука юного государя.
Она подошла к нему и сказала:
— Государь, у меня есть идея.
— Ах, право же, графиня, — вскричал король, — это, должно быть, отличная идея, если она исходит от вас!
— Думаю, она недурна. Так послушайте, государь.
— Я весь внимание.
— Сначала возьмите мою руку.
— О, что до этого, с величайшей охотой!
— И постараемся, чтобы нас никто не услышал.
— Ах, графиня, что за славное начало у вашей идеи!
— Это тайна.
— Иметь общую тайну с вами, графиня? О, сколько угодно! Ну, и что же вы хотите мне сказать?
— Об этой тайне я уже говорила вам, государь.
— Вы не можете утомить повторениями, графиня, и особенно меня: мне никогда не надоест вас слушать.
— Государь, вы тоскуете.
— Увы, графиня, — произнес король, устремив на собеседницу взор, каким Керубино шестьдесят лет спустя будет смотреть на жену Альмавивы, — а по чьей вине?
Полный упрека, почти страдающий, взгляд этот измучил бы Лавальер, принадлежи он Людовику XIV.
Графиня Тулузская ограничилась тем, что улыбнулась; она уже очень давно знала цену подобным взглядам.
— Развлекать своих гостей, — сказала она весело, — это долг; развлекать своего монарха — это честь.
— Что ж! — отвечал Людовик XV. — Я вверяю себя вам, графиня; будьте же милостивы, развлеките меня.
— Для этого нужно, чтобы вы поступили…
— Как?
— Как я вам скажу.
— Готов слепо повиноваться.
— В таком случае отправляйтесь
— Что вы видите в этом такого уж развлекательного, графиня? — спросил он.
— Ну, вы только сделайте вид, что идете спать, вот и все.
— Хорошо, а что потом?
— Потом все разъедутся по домам либо последуют вашему примеру.
— И далее?
— Что ж, далее мы явимся к вам небольшой, хорошо подобранной компанией и попробуем развлечься.
— О! — вырвалось у короля. — Это правильно, а свет потушим.
— Это зачем же? — спросила графиня Тулузская.
— Ну, — наивно ответил король, — чтобы никто не знал, что мы там собрались и не спим.
— А, если для этого, — отвечала графиня, — хорошо, договорились. Король, весь сияя, сжал ее руку.
— Одну минуту, — шепнула она, — это еще не все.
— А что же еще нужно сделать? — поинтересовался Людовик.
— Составить список тех счастливцев, что не лягут спать.
— Ох, графиня, но как же можно составлять список здесь, при всех?
— Верно, нас бы разоблачили. Ваше величество правы.
— Как же быть?
— О, у меня еще одна идея…
— Говорите.
— Мы сейчас будем прохаживаться между группами гостей. Ваше величество предложит мне руку…
— Всегда с удовольствием, графиня, всегда!
— Я буду задерживаться с вашим величеством перед каждой персоной, которую посчитаю подобающей, и, если ваше величество согласится с этим мнением, вы только скажете мне: «Да».
— Хорошо, замечательно; начнем же.
— Начинаем.
— Но, графиня, вам же ни за что всех не запомнить!
— Это у меня-то слабая память, государь? — лукаво усмехнулась графиня Тулузская. — Видно, ваше величество сами забывчивы, если можете сказать такое обо мне.
Король нежно пожал ей руку.
— К тому же, — прибавила она, спеша придать разговору иной оборот, — согласитесь, государь, что я была бы поистине достойна сожаления, если бы не сумела удержать в памяти имен семь или восемь.
— И только всего? — воскликнул король.
— Э, государь, если вы пригласите больше участников, берегитесь: нам вряд ли удастся развлечься.
— Вы, как всегда, правы, графиня.
И, словно нетерпеливое дитя, он повлек графиню Тулузскую к гостям.
Первой, с кем они столкнулись, была мадемуазель де Шароле.
Принцесса смеялась от всей души, ибо эта великосветская дама была и великой хохотушкой. Прекрасные белые плечи принцессы содрогались от смеха, зубы блестели и казались еще белоснежнее по контрасту с ее сладострастными губами, алыми и влажными, будто кораллы, извлеченные из моря.
Графиня Тулузская с улыбкой взглянула на короля.