Олимпия
Шрифт:
Пожалуй, и тут Лима бессильна. Но, самое главное, она по-прежнему чувствует огонь, горящий глубоко внутри нее. Тот, что дает силы и надежду на лучший исход, несмотря на довольно мрачные перспективы.
Клеон вернется, упрямо твердила она себе. По-другому и быть не может.
Зато Лима наладила, пусть нерегулярную, но все-таки самую настоящую переписку с Полифемом. Тоже благодаря Таис, который было не лень добиваться у Солонии разрешения. Дело в том, что, помимо неких общих сложностей, подобные вещи не позволял устав тренировочного центра. Письма новобранец мог получать лишь от самых близких родственников. Однако Лима настаивала, даже сама ходила на аудиенцию к Солонии. Там она просто твердила, что хочет
Так Полифем стал ее дедушкой, которого у нее никогда не было. Письма шли весьма извилистым маршрутом и попадали к ней в руки, бывало, аж через две недели. Само собой, никакие почтальоны или курьеры между Ксантой и оранжереей не бегали, и послания передавались при случае, когда Полифем отправлял в центр новую порцию сведений от Гебы.
Зато каждое письмо от {дедушки} было для Лимы подарком, отдушиной в череде однообразных дней. Тренировки и тренировки. Уже год Лима практически не видела ничего, кроме них. Проходя этап за этапом, она забывала, какова настоящая жизнь за пределами этой сети подземных бункеров. Полифем помогал ей вспомнить, что есть в мире и нечто другое. Он любил длинные, иной раз непонятные и оттого почти волшебные фразы. Произнося их мысленно, Лима всегда представляла себе его неспешный голос и видела прищуренные голубые глаза и большие натруженные руки. Иногда Лиме хотелось заплакать. Она любила оранжерею и цветы, и могла бы посвятить им всю жизнь.
Когда-нибудь, когда война закончится, когда мы станем свободными, твердила Лима себе, словно ребенок, пытающийся избавиться от страха темноты. Если она поверит, значит, все получится.
Последнюю охоту, как и множество других раньше, Полифему удалось пережить. По странному стечению обстоятельств она снова проходила в Восточном секторе. Опять гоплиты проливали кровь, и опять бродягам пришлось таиться и ждать, стискивая зубы. Они ничем не могли помочь илотам, иначе бы выдали себя.
Однако и в долгу не остались. Среди новобранцев ходили слухи, что диверсантам удалось повредить два вертолета, на которых перемещались гоплиты. Один из них совершил экстренную посадку, в которой пострадало четверо олимпийцев. Другая машина сгорела прямо на взлетной площадке, вызвав немалый переполох. Все это были маленькие, но все-таки победы. Повреждение техники стало для бродяг в последнее время основным направлением деятельности, особенно важным, если учитывать трудности олимпийцев с восполнением ресурсов. Чем меньше у врага будет вооружений на момент решающего столкновения, тем лучше. Илоты шутили, что если и дальше так пойдет, господам придется драться палками и камнями, что существенно уравняет шансы сторон.
– Маме плохо, - сказала Киниска, прервав поток мыслей Лимы.
– Она не показывает это на людях, даже отцу, но я вижу. Отсутствующий взгляд, устремленный в никуда... Я его ненавижу!
Лима перевернулась набок, подперев голову рукой.
– Жалеет, что отпустила Клеона. Я бы тоже жалела.
– Однажды ей придется отпустить Ферна.
– Голос девушки был удивительно жестким, даже для новой Киниски, закаленной и повзрослевшей.
– И меня. И тебя. Несмотря на всю ее любовь.
Лима вспомнила своих родителей и их смерть, совершенно бессмысленную. Маленький семейный очаг, который стремилась поддерживать мама, так и не смог остановить зло.
Сейчас Лима нашла новый дом, и мысли, что его постигнет та же участь, наполняла ее холодным страхом.
– И лучше бы ей приучить себя
– Хочешь с ней поговорить?
– Пожалуй.
– Не думаю, что это нужно. Ты отберешь у Меи последнюю надежду.
– Все равно? случится то, что должно, - сказала девушка, помотав головой.
– Никто и не сомневается. Но подожди, не взваливай на мать больше, чем она сможет вынести.
Киниска посмотрела на Лиму почти со злостью.
– Она ничуть не лучше других матерей. Она должна знать. Тысячи их теряют детей, мужей и братьев в боях.
– Не понимаю, чего ты от нее хочешь.
– Она сильная, - сказала Киниска, - но недостаточно. И я? я не хочу, чтобы когда придет пора уходить мне, она? расклеилась. Пойми, для меня нет хуже кошмара в последнее время. Я вижу сцену нашего прощанья, а мама рыдает и кричит в истерике вместо того, чтобы просто пожелать мне удачи.
– Девушка дернула плечами.
– Не знаю почему, но? мне это отвратительно.
– Твоя фантазия, - сказала Лима, - только твоя фантазия. По-моему, ты предъявляешь к Мее слишком высокие требования. Пока мы тренируемся, пока Клеон? в общем, она тянет дом, следит, чтобы все работало как часы. Поверь, это дорогого стоит. Ее руки и ее дух крепче, чем ты думаешь. Когда придет время, думаю, она сможет попрощаться с тобой достойно. Если ты этого хочешь. Ведь этого, Киниска?
Она помолчала, затем кивнула. Лиме показалось, девушка имела в виду другое, но раз она и дальше хочет скрывать, ее дело.
По большому счету, Киниска не хранила никакой страшной тайны. Только роботы или мертвецы ничего не боятся. Киниска боялась. Погибнуть зря. Покалечиться, став ненужной и не исполнив свой долг. Не оправдать чужих надежд, и своих собственных в том числе. Боялась, не дожить до окончательной победы. Она и тренировалась, словно одерживая, именно для того, чтобы войти в число лучших и сражаться правильно. И побеждать. Иначе зачем все? Киниска мыслила, как подросток, для которого в мире существует лишь черное и белое, поэтому возможная реакция матери казалась ей недостойной, казалась проявлением постыдной слабости. Что ж, такова Киниска. Пройдет время, и она посмотрит на вещи иначе, возраст свое возьмет.
Большую часть ее страхов Лима разделяла, но никогда особенно на них не зацикливалась. Порой, несмотря на свою напористость, ею овладевал фатализм, свойственный разве что солдатам, долго воюющим на передовой. Смерть неизбежна, не сегодня, так завтра, а возможно, через минуту она схватит тебя за загривок. Стоит ли из-за этого лишать себя маленьких радостей жизни? Лучше умереть, наслаждаясь видом чистого неба, чем зловонной ямы, полной трупов.
Эти мысли удивительным образом помогали Лиме мириться с тем, что должно было давно свести ее с ума. Благодаря им она пережила разлуку с Клеоном и справлялась с неизвестностью.
– Пора на боковую.
– Киниска встала, расправляя кровать. Разговор завершился, на удачу Лимы, не свернув уж совсем в неприятное русло.
Однако сон не приходил долго. Тревога, казалось, пропитала сам воздух, ставших от того густым и тяжелым.
Киниска выключила оба ночника, погрузив комнату во тьму.
2
Найтул был высоким, крепким, как дуб, с длинными руками и ногами, похожими на столбы. За этот год новобранец вытянулся, нарастил мускулатуру и стал напоминать великана. Рядом с ним Лима, не отличавшаяся ростом, чувствовала себя карликом. Словно читая ее мысли, Найтул нарочно посылал ей издевательские ухмылочки. Понятно для чего - сломить ее дух и волю к победе. Он даже не принимал стойки, а медленно двигался по кругу, свободно держа руки, и заставляя Лиму идти в противоположном направлении.