Ома Дзидай
Шрифт:
– Хидео-сама… – тихо проронил кумитё.
Он не был Урагами, но потерял бывшего господина и друга. Тоже утрата.
Я еле стерпел, чтобы не выхватить Солнечный Клинок и не броситься на сёгуна, плюнув на всё.
Кто, как не Коногава Дзунпей, повинен во всем случившемся? Кто?! Кто?..
– Ох уж это семейное горе – зарисовка стара, как мир! – язвительно заговорил кто-то поодаль. – Я почти плачу!..
[1] Оябун – другое наименование босса якудза.
Часть
Глава тридцать вторая. Вопль Нэцурасу[1]
Все уставились на Дзунпея. Даймё и кугэ провожали его взглядом, не роняя ни слова. Здесь и сейчас они значили не больше, чем зрители в кабуки.
Урагами и наши союзники встречали сёгуна сухо и осторожно. Никто не знал, что он может выкинуть. Позади трусливо жался дёрганый тэнно Иошинори, но делал вид, будто его тут нет вообще.
Владыка бакуфу остался один. Некому было его защищать. И подмоги ждать неоткуда. Но он по-прежнему держался храбро и властно. Как если бы Дзунпей сохранил уверенность в своей неприкосновенности.
– Кто же тут у нас? Кто эти безумцы? Стервятники, возжелавшие свергнуть меня?
Владыка Омы остановился в десяти шагах от нас. Прищурив глаза, он всмотрелся в лицо каждого Урагами. Вниманием не обделил и Садару.
Во взгляде читались презрение, разочарование и ненависть. Мы отвечали тем же, покуда причин имелось даже больше.
– Предатели! Все как один – предатели! – подытожил он.
В толпе назрели споры шёпотом. Они тонули в пылком потоке сознания вещателя.
– Запомните их лица, господа! Урагами намереваются погубить Мэйнан!
Он пустился в словесные нападки.
– Гонимый смутьян. Спустя столько лет опять мозолишь глаза. Я прекрасно помню тебя. Как такого самоуверенного хлыща-самохвала забудешь! Так и думал, что вернёшься, наглый поганец. Что ж ты не сдох-то на Большой Земле?.. – со старческим укором воззвал он к Рю, поглаживая усы-змейки. – Должен ведь был…
Сравнительно остальных старик отнёсся к нему нежно. Брату не понравилось, что его отчитали, как мальчишку. Но слова Дзунпея позабавили. Он надменно улыбнулся. Ему не терпелось выбить из сёгуна всю спесь.
Владыка бакуфу сосредоточил внимание на мне. Его привлёк мой горбатый спутник, который стоял по-обезьяньи рядом. Дзунпей вздрогнул и быстро упрятал страх за наигранным возбуждением.
– Вот так-так! Неужто ты, сопляк, – перевоплощение Осаму? Этот ручной зверёк говорит за тебя сам.
Он презрительно ткнул пальцем в Ацурами, раздражённо облизывающего зубы языком. Толпа охнула, поняв, о ком идёт речь.
Я чувствовал озлобленность Малинового Оскала. К прежнему хозяину он был привязан не меньше. Мы с трудом сдерживались не превратить сёгуна в кучку пепла.
– Тело Опального Тэнно давно пожрала земля. Но душа всё не может смириться. И вот ты здесь. Тоже сын Хидео? Никчёмный отпрыск никчёмного даймё. Мне жаль тебя. Твоя жизнь
Стало… досадно, в каком свете меня выставлял этот напыщенный индюк-самодержец. С другой стороны, я пришёл к выводу, что он уже признал своё поражение. Просто хотел защитить свою честь напоследок. Но я ошибся.
– По жилам Урагами течёт чрезмерно дурная кровь! Она проклята, осквернена идзинской! Ваши помыслы чужды нашим! Иначе как объяснить вашу тягу к иностранцам? Как объяснить существование этой богомерзкой образины из чужих сказаний?
Старик ссылался на Нагису.
– Сколько ни береги священную землю, грязь извне въелась всё равно! Эта тварь не знает жалости к нашему народу! Она сожрала моего сына, оставила сотню семей без родителей, детей и супругов!
Заплаканная, сестрёнка отлипла от меня и злобно поглядела на сёгуна. Опустив глаза, она вновь уткнулась носом мне в грудь и засопела. Нагиса прижалась ещё крепче и тихонько захныкала опять.
– Но и сам я хорош. Слишком добродушен! Пригрел змею на груди, называется. Взял под своё крыло выродка, который предал и меня, и государство. Что за сброд!..
Он всплеснул руками. Народ загудел, будто мясные мухи над трупом. Они подхватили смутные сомнения, навеянные Дзунпеем. Оглядывая толпу, я наталкивался на косые взгляды. В нас разглядели тех, кем мы не являлись полностью.
Мидори оставалась слаба и ответить не могла. Оно и к лучшему. Обвинения нужны были ей меньше всего.
– Это касается и тебя, отродье они. Я наслышан, теневой даймё Масуды. Полукровка, да ещё и якудза. Ты не просто позор Мэйнана, а жадная огромная пиявка на теле страны. Мусор, – окрестил кумитё сёгун, смеясь и залихватски проезжая по чувствам личности, свою кровь не выбиравшей.
Этими нападками Дзунпей хотел вынудить нас напасть в открытую, выставляя в невыгодном свете. У него могло получиться, но не за тем мы пришли.
Садара лишь усмехнулся, сверкнув продолговатым белоснежным клыком. Ничего нового и уничижительного ему не сказали.
Толпа с радостью подхватила настроение сёгуна, хуля нас с завидной живостью. В порицании белых ворон обыкновенные всегда едины. Но здесь умами чёрных правила самая белая относительно всех нас. Рю был призван доказать это.
– Все вы друг друга стоите. Сборище отбросов. Вы считаете, вам удастся присвоить себе эту славную страну? Да не той вы породы!
– Долой дурную кровь!
– Смерть Урагами!
– Катись обратно в Дзигоку, сын они!
Даймё и кугэ казались такими… легко ведомыми и бесхребетными. Податливыми, как деревья, – куда дует ветер, туда их и клонит. Вскоре они подтвердят моё мнение.
Рю лишь хихикал, любуясь, как знать резко уподобилась животным. Он называл это явление всеобщим бессознательным, тонко понимая человеческий разум.