Ома Дзидай
Шрифт:
Зверь схватил ёкая за подбородок и вполне понятным языком сказал:
– Тише-тише, Нагиса. Нечего кидаться на сестрёнку…
[1] Кагинава – приспособление шиноби для лазания по скалам и стенам.
[2] Пищаль (у ниндзя) – огнестрельное оружие скрытого ношения.
[3] Кунай – японский кинжал для метания и ближнего боя.
Часть восьмая. Конец Прекрасной Эпохи (8-3)
Глава тридцать первая. Тигры Урагами
Я, Фудо
Всё
Потерпев поражение, Садара сдержал слово. Довольный болью, он испытал ужас перед Рю и поклялся в верности.
Приставания прекратились. Остались только похотливые взгляды украдкой. И то ладно. Поставь кумитё искушение выше общего дела, хорошо бы это не кончилось.
Десять дней он путешествовал по хану и отбирал лучших для вылазки в Ому. Остальных – отправил в Масуду. Мешкать позволяло время.
Наше войско составляло порядка четырёхсот якудза. Первая волна поскакала в столицу под видом сельских торговцев. Мелкими отрядами следом двинулись остальные. И мы в том числе – три странствующих ронина.
Местом встречи назначили самую злачную часть Омы, где плотным рядом сосредоточились юкаку и постоялые дворы.
Нам повезло: никто не ждал, что Урагами готовят переворот.
Пока подтягивались остатки войска, Садара встретился с главой местного борёкудана. Они давно водили дружбу. Их оябун отказался участвовать прямо – причин воевать у него не нашлось. Но в преимущества смены власти он легко поверил.
Оябун[1] согласился помочь за соответствующую плату. Мы получили в долг необходимые луки, ружья и взрывчатые шашки.
Впоследствии занимались отработкой слаженного вторжения в бакуфу, чего не удавалось никому ранее. Садара и Рю, не раз бывавшие на войне, долго спорили, какой путь избрать лучше.
Лично мне больше хотелось поговорить с отцом о нас с ним, с Юки. Но брат запретил даже думать про это. Рю считал, малейший сдвиг от замысла мог всё испортить.
Провал произошёл независимо от нас. Ушей гокудо поздно коснулись слухи, что Собрание Даймё переносят.
Мгновенно ответить мы не сумели. Последние бойцы явились только к вечеру после созыва. Иностранцы ожидались в заливе на рассвете.
Меня безнадёжно пытались привести в чувства, но я продолжал рвать и метать. Мы с Рю разделяли чувство вины перед отцом. Тем не менее, брат сохранял полное спокойствие. Он не отрицал действительность и верил, что всё разрешится.
Глава восстания предпочёл действовать в дальнейшем, исходя сугубо из положения вещей в Оме. Не высовываться излишне, раз город прочёсывали Коногава.
Известие о казни даймё Фурано в Великаньих Дубах упростило наши тяготы. Якудза не пришлось прорываться в замок, битком набитый самураями сёгуна.
Уже на возвышенности мы могли спокойно перебить стражу и спасти отца. И донести до
Так мы и поступили. Но, повторюсь, не всё прошло гладко…
***
Лазутчики неусыпно следили, как сёгун и его сын выехали с всадниками на восток. Народ, готовящийся к празднику, кричал им вслед, славя род Коногава.
Я увидел в этом отличную возможность умертвить обоих. Но Рю строго-настрого наказал ждать и не покупаться на заманчивость таких мыслей.
Дело не только в Дзунпее, а в общественном сознании. Если б он умер от третьих лиц на улицах в годовщину основания столицы, предстал бы мучеником в глазах народа.
Такой чести мучитель Мэйнана не был достоин. Его место занял бы кто похуже. Требовалось уличить сёгуна в преступлениях. Прилюдно стереть его доброе имя. Породить новый, правильный взгляд общества на вещи.
К Великаньим Дубам подтягивались даймё и свита кугэ, слепо бредущая за тэнно. Для нас эти поползновения говорили о том, что казни быть.
Затем сам владыка Фурано выехал из бакуфу. Окружённый воинами сёгуна, он, измождённый и побитый, сидел в клетке.
Узнав об этом, я вышел из себя опять. Рвался вперед, воинственно крича и не желая мириться с унижением, через которое заставили пройти Урагами.
Рю в который раз остановил меня от необдуманных порывов мести. Он решил, что спасать отца было рано, хотя нам такое и было под силу.
В противовес брат выдвинул одно внушительное «но»: суматоха сыграет на руку сёгуну. Только терпение упасло бы нас от поражения. Его слова охладили мой пыл.
Якудза получили приказ собраться и выдвинуться к храму смерти. Через полчаса они уже заняли крыши домов у Великаньих Дубов.
Я, Рю и Садара пошли к крупному отряду, вставшему у подножья заставой.
Брат двигался впереди меня и кумитё – уверенно, едва ли видя перед собой врага. Руки, сжатые в кулаки, качались из стороны в сторону. Он и не думал обнажить оружие.
Воины Коногава недоумевали. Их настолько возмутило наше появление, что они не удосужились взглянуть вверх.
Затаившись, якудза готовились устроить ливень из пуль, железных осколков и стрел. Рю оставалось только отдать приказ.
Начальник заставы, грубо голося, напоминал, что нам запрещено здесь находиться. Он уже выхватил катану, встретив пренебрежение и чуя неладное.
Рю ответил задорной ухмылкой. Он остановился. Поднял над собой руку и, распрямив кулак, резко вытянул ладонь в сторону противника – дал волю стали и огню.
Приспешники сёгуна заметили якудза только тогда, когда начался обстрел. Было поздно предпринимать что-либо.
Пули пробивали доспехи, заставляя плоть плеваться кровавыми сгустками. Укоренялись внутри тел, втягивая за собой погибель.