Оморка — бумажный остров

Грейдина Кима Ибрагимовна

новый домком тётя Зоя,

папа и бабушка Сашкины,

мать и отец Виталика,

дядя Юра Худяков,

Алёна — дошкольный ребёнок и

ошпаренный кот Зебка…

— Алёна! — слышится из, окна первого этажа. — Алёна! Хватит! Сейчас же домой!

— Нет! — отвечает Алёна.

— Как это «нет»? Тебе давно пора в постель.

— Всем давно пора в постель.

— Взрослые могут не спать. А дети — нет, — доносится из окна терпеливое объяснение матери.

— А я могу, — возражает Алёна. — Пойду спать,

а они найдутся… Все узнают, что они нашлись, а я — нет!

И Алёна отходит подальше от окна, чтобы даже не слушать настойчивых требований матери.

…Дядя Юра сто раз ездил куда-то. А сейчас вышел из машины, подошёл к бабушке и тихо говорит ей:

— Только, Прасковья Степановна, не ругать…

— О чём вы говорите, Юра?..

Мать и отец Виталика прислушиваются к их разговору.

— Вы ведь не знаете, Прасковья Степановна, зачем и куда они ушли, — продолжает дядя Юра, — а прежде чем ругать, необходимо всё выяснить…

Дядя Юра вынимает из кармана сигаретницу, разминает сигаретку и, постучав ею о крышку, опять обращается к бабушке:

— Позвольте, Прасковья Степановна, мне покурить…

— Ах, Юра, — машет рукой бабушка, — я бы, кажется, сейчас и сама закурила…

Дядя Юра закуривает. Выдыхая дым в сторону, он продолжает разговор с бабушкой:

— Так вот. Прежде чем ругать, Прасковья Степановна, необходимо всё выяснить. И непременно в спокойных тонах. Что мы знаем? Ровным счётом ничего. Может, цель у них самая благородная? Что, если они, скажем, отправились на освободительную войну против колонизаторов? Педагогично ли будет за это их ругать?

— Господи! — всплеснула руками мать Виталика. — Против колонизаторов!.. Только этого нам недоставало!

— А что вы думаете? — продолжает дядя Юра. — Я говорю вам из личного опыта. В этом возрасте я тоже бегал… Бегал убивать Гитлера.

— Так что же нам теперь делать? — плача, выговорила мать Виталика.

— Ничего особенного… — Дядя Юра опять выпустил дым в сторонку, чтобы он не попадал на женщин, и, немного помолчав, добавил: — Знайте только одно: прежде чем наказывать, нужно тщательнейшим образом выяснить все обстоятельства и вообще подумать, есть ли основания наказывать…

— Есть, есть основания!

Бабушка обиженно поджала губы и затрясла головой.

— Это жестоко: заставить всех так волноваться! Это достойно самого серьёзного наказания!

Бабушкин подбородок дрожит от негодования.

— И всё-таки во всём следует спокойно разобраться, — настаивает дядя Юра.

— Полно вам! — тяжело вздыхает бабушка.

Бабушкины губы дрожат, дрожит платочек, который бабушка держит в руке, и голос бабушки тоже вздрагивает.

— Прежде нужно знать, живы ли они, — упавшим от дрожи голосом едва выговаривает бабушка.

Мать Виталика вытерла лицо скомканной тряпицей и, набрав в себя побольше воздуха, громко позвала:

— Виталик!

— Да

что ты, господи, кричишь тут над ухом! — сказал отец Виталика. — Будто мы его не кричали!

— Виталик! — не обратив внимания, опять позвала мать.

— Вот и будем кричать без толку…

Отец Виталика стоит без пиджака, и рубашка пузырится у него на спине.

— Сначала без надобности дёргаем парня… Морскую свинку и ту держать не позволяем… А после: «Виталик, Виталик»… А что? От такой жизни и на войну против колонизаторов подашься…

Неожиданно из темноты вынырнул Сашкин папа.

— Нет! На этот раз я непременно его выпорю, — выпалил он с раздражением.

Бабушка подтянулась и, основательно упрятав дрожь в голосе, чётко сказала:

— Костя, уймись!

— На этот раз не уймусь! — буркнул папа и снова исчез в темноте.

Подъехала милиция. Не только тёти Зоин милиционер. Вся милиция была на ногах.

На каком-то вокзале нашли какую-то курточку.

Теперь за эту курточку держались все разом:

новый домком тётя Зоя,

мать и отец Виталика,

папа и бабушка Сашкины,

дядя Юра Худяков,

Алёна — дошкольный ребёнок, и даже ошпаренный кот Зебка… потёрся

о курточку здоровым боком. Потом все разом отпустили курточку…

— Нет, — сказали все разом, — нет… не наша…

— Что нам делать? — повторяла мать Виталика.

— Искать, — ответил милиционер.

Он сел на мотоцикл и уехал.

Тётя Зоя строго посмотрела на женщин. Потом она перевела свой строгий взгляд на Сашкиного папу.

Ничего не сказала тётя Зоя Сашкиному папе, но Сашкин папа заметно, у всех на глазах, съёжился.

Тётя Зоя отвернулась, вздохнула полной грудью и отчётливо произнесла:

— Вот так… — И, помолчав секунду, добавила: — А теперь ждать. Только ждать, товарищи!

— Будем надеяться, — слабым голосом произнесла бабушка и медленно опустилась на скамейку.

Оморка — бумажный остров

Мчит электричка на станцию ИСТРА. Лица мальчишек то возникают, то вновь пропадают в темноте. Так и стоят они в тамбуре… Не прозевать бы остановку. Ах, эта остановка… Скоро ли она?

Поезд неумолимо уходит всё дальше и дальше.

— Как там моя бабушка? — печалится Сашка. — И влетит же мне от неё!..

— А мне от матери, думаешь, не влетит? — утешает друга Виталик.

Несколько секунд они напряжённо молчат.

А поезд увозит их всё дальше и дальше… на станцию ИСТРА.

Фонари вдоль дороги всё быстрее и тревожнее заглядывают в их погрустневшие лица. Едут, едут, долго едут. А может, это им просто так кажется…

— Замедляет, что ли? — неуверенно спрашивает Виталик.