Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
Шрифт:
Из интервью Сахарова "Литературной газете" (январь 1987 г.):
"Иногда меня называют "отцом водородной бомбы", особенно в западной печати. Это не совсем правомерно, в действительности работа была коллективной, и многие люди внесли свой вклад…"
— Вы никогда не вели записей, дневников, относящихся к тем временам, когда вы работали вместе с Сахаровым?
— Нет, я абсолютно не способен к такого рода деятельности.
— Наверное, вам и не рекомендовалось это делать?
— Нет, просто это не в моем характере. Я очень жалею об этом, но ничего не
— Можете ли вы себе представить, что вы могли заняться в ту пору такой же «общественной» деятельностью, как Сахаров? Или вы не разделяли убеждения Андрея Дмитриевича, что это необходимо, что это правильно?
— Я не видел способа исправить положение в стране, ничего не мог предложить. Ясно было, например, что во многом мы отстаем от Запада. Ему же казалось, что он может что-то предложить. Теперь для нас очевидно, насколько это тяжело — отыскать способы не устранения, а хотя бы сокращения нашего отставания.
— Надо ли вас понимать так, что вы довольно скептически оцениваете общественную деятельность Сахарова?
— Нет, отчего же, к той части этой его деятельности, когда он боролся с явной несправедливостью, я отношусь с большим уважением…
— Вы имеете в виду его правозащитную деятельность?..
— Да. А некоторый мой скепсис относится к его идеям, касающимся экономических вопросов.
— Юлий Борисович, в августе 1973 г. вы подписали письмо сорока академиков, которое послужило сигналом для начала самой мощной кампании травли Сахарова. Мне рассказывали, что из всех сорока лишь две подписи удивили Андрея Дмитриевича- Ильи Михайловича Франка и ваша. Что побудило вас поставить свою подпись?
— Дело в том, что с некоторыми положениями, которые развивал Андрей Дмитриевич, в частности, касающимися характеристик социализма и капитализма, я был не согласен. Сейчас я сожалею о своей подписи: никакие наши разногласия, разумеется, не должны были меня побудить участвовать в этой акции. И, конечно, я не ожидал, что за этим письмом последует такая кампания травли.
— Не пытались ли вы как-то помочь Андрею Дмитриевичу, когда он был сослан в Горький?
— У меня были разговоры с Андроповым по этому поводу — в ту пору он был председателем КГБ. Я пытался убедить его облегчить положение Сахарова. К сожалению, он мне отказал, не вдаваясь при этом в подробное обоснование отказа.
— Вы не поднимали вопрос о возвращении Сахарова в Москву?
— Нет. Я понимал, что это безнадежно.
— У вас были какие-либо контакты с Сахаровым в этот период?
— Нет. Переписываться с ним я не мог — меня бы привлекли за это к ответственности. Так что он так и не узнал, что я ходил к Андропову.
— На панихиде в ФИАНе вы сказали, что вы в последний раз беседовали с ним примерно за две недели до его кончины и между вами вышел спор. О чем он был?
— Спор был на тему, которая широко сейчас обсуждается. Он доказывал мне, что если мы сейчас объявим мораторий на ядерные испытания и продержимся достаточно долго, то в конце концов американцы вынуждены будут к нему присоединиться. Я убеждал его, что это ничего, кроме вреда, не принесет. У них ведь позиция совершенно четкая: пока ядерное оружие существует, испытания должны идти. Они явно лукавят при этом: дескать, ядерное оружие слишком сложная вещь, можно не уследить за мелкими изменениями технологии и в результате может случиться отказ, или произойдет какая-то порча в процессе хранения; в общем-то, все это правильно, но они ведь проводят испытания не только из-за этого — они со всей своей энергией ищут новые пути развития ядерного оружия. А если такой научный авторитет, как Андрей Дмитриевич, считает, что обходиться без испытаний можно, то такая позиция способна принести вред.
— Когда мы
— Вот видите, значит, произошла эволюция взглядов.
— Да, три года назад он считал подземные взрывы экологически чистыми, а сейчас сделалось ясно, что это не так…
Из интервью Сахарова "Литературной газете" (январь 1987 г.):
"Проблема запрещения подземных ядерных испытаний кажется мне второстепенной, вторичной по сравнению с другими проблемами ядерного разоружения. Новые системы ядерного оружия можно создавать, а старые проверять и без ядерных взрывов. В условиях, когда нет соглашения о запрещении ядерного оружия, подземные ядерные испытания, не наносящие экологического ущерба другим странам, являются внутренним делом каждого государства. Что было действительно важно, так это запрещение ядерных испытаний в атмосфере, в воде и космосе, наносивших огромный ущерб среде обитания. Я горжусь тем, что был одним из инициаторов Договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах".
— В заключение как бы вы определили то место, которое предназначено занять Сахарову в истории?
— Андрей Дмитриевич Сахаров — совершенно уникальное явление в нашей науке, нашей общественной жизни. Это ясно было давно, но с течением времени будет становиться все ясней.
В качестве приложения к этому интервью сказать ли несколько слов о той недостойной антисахаровской кампании конца лета — начала осени 1973 г., о которой вскользь помянуто в нашей с Юлием Борисовичем Харитоном беседе?
Нынче всем хорошо известно: ядерная угроза была первым толчком, побудившим Сахарова стать на тропу "общественно-публицистической" деятельности, как он именовал свое четвертьвековое героическое, жертвенное подвижничество. И с тех пор он не сворачивал с этой тропы. Тем не менее в разгар брежневщины его обвиняли как раз в обратном — в призывах к войне. Нет пределов для лжи. Отмашку к началу кампании августа — сентября 1973 г. дала «Правда», напечатав 29 августа "Письмо членов Академии наук СССР".
Число подписчиков почему-то оказалось круглым — сорок. Или так было задумано? Главным сборщиком подписей и выкручивателем рук (далеко не всем, конечно, пришлось выкручивать- немало оказалось и добровольцев) был Главный теоретик космонавтики М.В.Келдыш.
Правду сказать, кое-каких имен в этом списке недоставало — В.Л.Гинзбурга, например, Я.Б.Зельдовича, П.Л.Капицы, М.А.Леонтовича, С.П.Новикова. Иные, с риском для себя отвергли предложение о подписи, другим и не предлагали, заведомо зная, что они откажутся.
При всем при том Виталий Лазаревич Гинзбург рассказывал, что он с тревогой раскрывал каждое утро газету, опасаясь увидеть свою фамилию под какой-нибудь антисахаровской петицией. Такова была атмосфера.
Позднее, в 1980-м П.Л.Капица написал письмо Ю.В.Андропову, вступаясь за сосланного А.Д.Сахарова и осужденного Ю.Ф.Орлова.
Кампания 1973 г. — ценнейший памятник эпохи. Из письма сорока академиков невозможно понять, что же такое сказал в своем интервью зарубежным корреспондентам Сахаров (а именно это ставилось ему в вину), за что его следует решительно осуждать. Между тем все последующие письма, напечатанные в газетах, ссылались именно на это первое письмо, как содержащее некую информацию. То есть обсуждалось и осуждалось нечто неведомое, но обсуждавшие и осуждавшие делали вид, что предмет разговора им доподлинно известен.