Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
Шрифт:
Статья, написанная для журнала «Реховот», издаваемого Вейцмановским институтом, привлекла внимание издателя приложения к лондонской газете «Таймс», и он попросил меня написать статью для них в том же духе. В 1983 г. я использовал "Галилеевскую тему" в статье по запросу "Вашингтон пост", которая была также перепечатана другими газетами, включая "Манчестер гардиан". В 1984 г. я использовал все это опять в статье для «Гардиан», предлагая учредить сахаровскую премию за исследования в области энергетики; я отметил, что вклад Андрея Сахарова в эту область оправдывает учреждение такой премии.
В 1983 г. Вейцмановский институт присудил Сахарову почетную докторскую степень,
После Чернобыля я написал несколько статей. Я утверждал, что если Горбачев всерьез озабочен предотвращением аварий на атомных реакторах, то он должен предоставить это лучшим умам в области ядерной безопасности. Первым шагом было бы возвращение Андрея Сахароваиз Горького в Москву. В 1986 г., незадолго до возвращения Сахарова из ссылки, я упомянул его работу в сообщении для международной конференции, организованной в Советском Союзе. Я согласовал это с устроителями конференции, которые сказали, что я могу спокойно ссылаться на научную работу Сахарова, если не буду касаться политики. Зная советский обычай читать между строк, я начал свой доклад с упоминания большого вклада советской науки в область, которой посвящен мой доклад. Далее я выразил свое сожаление по поводу отсутствия на конференции некоторых крупнейших физиков.
Возвращением Сахарова в Москву завершилась эта глава нашей "кампании по связям с общественностью". Мы встретились в Москве в августе 1988 г. на обеде в квартире Аркадия Мигдала, а потом в сентябре были вместе на Пагуошской конференции и жили с Сахаровым в одной гостинице в Дагомысе. Я не знал, что мы видимся в последний раз. Мы готовились к приезду Андрея и Елены в Изpаиль в 1990 г. В июне 1990 г. мы встретились с Боннэр на церемонии открытия Парка Андрея Сахарова в Иерусалиме и в Вейцмановском институте, где мы надеялись вручить Андрею его почетный диплом. Но Андрея с нами уже не было.
Церемония в Иерусалиме была совершенно особенной. Люди выражали свою личную благодарность Сахарову за его помощь в борьбе за свободу выезда из Советского Союза. Сейчас они были свободными, жили новой жизнью и хотели поблагодарить Сахарова за это. Парк Сахарова — это не только памятник великому человеку. Он также воплощает благодарность множества людей, которым он помог. Я выступал на торжественной церемонии и был представлен как "друг семьи Сахарова". Я был этим очень тронут, особенно когда Елена и Таня сказали после: "Конечно, вы и Малка наши друзья, и Андрей всегда так говорил".
На церемонии в Институте Вейцмана министр науки и энергетики профессор Ювал Нееман рассказал, как Сахаров однажды позвонил ему и сообщил, что Евгений Левич, сын отказника — академика Вениамина Левича, призван на военную службу в Арктику, и что это было сделано единственно с целью навредить семье и никак не связано с безопасностью Советского Союза. Сахаров просил Неемана предать этот случай гласности.
Совсем недавно друзья Сахарова сообщили мне, что цель его голодовок до сих пор многими не понята. Антиперестроечные силы в России изображают Сахарова как великого ученого, которого еврейка-жена сбила с толку и вовлекла в антисоветскую деятельность, чтобы устроить дела своей семьи.
В заключение, возвращаюсь к нью-йоркской истории с Эдом Клайном. Я узнал его телефон от Сида Дрелла и позвонил. Вечером мы с Малкой уже были у Клайнов, где в тот день гостила Елена Боннэр. Мы все время возвращались к истории сахаровской голодовки. Елена Боннэр рассказала нам, что вечером, после того как Лиза вылетела в США, в их московской квартире собрались несколько друзей, включая мать Щаранского, Иду Петровну. Кто-то заметил Елене, что неприлично суетиться вокруг собственной родственницы в присутствии матери человека, находящегося в тюрьме. Ида Петровна коротко ответила: "Андрей борется за всех нас!"
Андрей ушел. Но он живет в наших умах и сердцах. И продолжает бороться за нас!
Ж.С.Такибаев
Опеpежавший вpемя
С А.Д.Сахаровым я не был очень близок, но наши отношения всегда были искренними и дружескими. Друзья и дружеские отношения — понятия трудно различимые, и часто этому не придают большого значения. Иное дело с Андреем Дмитриевичем, жизнь, позиция и судьба которого, словно удары горных ливней, легко размыли эти различия, внесли четкие разграничения — друг, недруг, прохладные отношения и отношения дружеские.
Впервые мы встретились в 1945 г., будучи аспирантами теоретического отдела ФИАНа. Знаменитым отделом руководил Игорь Евгеньевич Тамм — выдающийся ученый и человек, исключительно чуткий и заботливый, особенно к тем, кто нуждался в поддержке. Он и был научным руководителем А.Д.Сахарова. Моим же руководителем был Моисей Александрович Марков — человек необычайно скромный и порядочный. Мне, таким образом, тогда сильно повезло, так как я попал в настоящую научную среду.
Четыре аспиранта теоротдела были дружны. Двое, И.Таксар и я, жили в общежитии (на Малой Бронной, 18), М.Рабинович проживал неподалеку, а А.Д.Сахаров был тогда уже семейным, с женой и ребенком жил у родителей и иногда присоединялся к нам. Главные разговоры были тогда о физике, о квантовой теории частиц. Хорошо помню, что А.Д.Сахаров всегда выделялся независимостью суждений и уверенностью в достижении больших вершин в науке, хотя в общении с друзьями был мягок и скромен. Например, некоторые положения маленькой книжки Гейзенберга "Физические принципы квантовой теории" мы воспринимали с трудом и, как нам казалось, из-за недостатка своих знаний. Сахаров как-то с отчаянием говорил, что, наверное, все поймет, когда станет доктором наук. То есть его больше волновало преодоление научных преград, достижение же научных степеней он считал само собой разумеющимся. К слову, некоторые из обсуждаемых нами тогда вопросов так и остались открытыми, а в решение других — вклад А.Д.Сахарова трудно переоценить.
Аспирантура — это не только учеба, но и активная общественно полезная деятельность. Мне запомнились поездки за город в 1945–1946 гг. за саженцами деревьев и последующие работы по благоустройству двора старого здания ФИАНа (надеюсь, эти деревья живы и сейчас во дворе на Миусской, 3). А.Д.Сахаров в полуспортивном костюме цвета хаки старателен, размерен в движениях. Высокий, с очень красивым лицом Христа, как мы шутили, хотя ему такая характеристика не нравилась.
Ложь он не терпел. Его неприятие лжи, несомненно, гармонировало с атмосферой теоротдела, характером самого И.Е.Тамма. Но в отличие от И.Е.Тамма, реагировавшего бурно на малейшее проявление такого человеческого порока, А.Д.Сахаров реагировал абсолютно спокойно и также только отрицательно.