Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Альтшулер Борис Львович

В декабре 1990 — январе 1991 г. появилась инсинуация — статья "Бомба и для… Сахарова" полковника в отставке А.С.Феклисова, в которой сообщается о том, что якобы Клаус Фукс передал в КГБ в 1947 г. "все, что он знал о водородной бомбе" и что это позволило в СССР начать работы раньше (?), чем в США (удивительная логика!). Теперь мы знаем, что в 1947 г. в США были только в зародыше идеи о термоядерном оружии. Но зато тогда мы видели многочисленные пестрые обложки американских журналов, на которых пропагандировалась Super Bomb. Эти обложки уже вселяли тревогу и стимулировали наши поиски.

Успех 12 августа был полный. Расчеты хорошо подтвердились. Сахаров, 32-х лет от роду, был избран 23 октября 1953 г. в академики. В феврале 1954 г. Ворошилов, вручая ему звезду Героя Соцтруда, трижды поцеловал его по-русски со словами "из молодых, да ранний"…

Среди нас

Сахаров остался прежним. Ни осанка, ни отношение к нам не изменились. Он иногда заходил к нам в лаборатории. Слушал рассказы об экспериментах. Осенью 1954 г. мы беседовали с ним, прохаживаясь взад и вперед пеpед одноэтажным зданием БЭПа [122] , где тогда размещались все термоядерные лаборатории и теоретики. Был промозглый, снежный вечер. Я рассказывал, что мы наконец достаточно теоретически и экспериментально подкованы, чтобы приблизиться к воплощению его идеи — строить ТМП — тороид с магнитным полем- первую установку со всеми его атрибутами: тороидальным полем, медным кожухом с разрезами, индукционным возбуждением тока в плазме, и я рассчитываю преодолеть винтовую неустойчивость тем, чтобы длина окружности внутри тора была короче самой длинной волны возмущения, вычисленной по критерию Шафранова. Андрей Дмитриевич согласился, что винтовую неустойчивость это должно подавить, но добавил: "Другие неустойчивости найдут возможность проявить себя, а каково их многообразие, мы не знаем, но наверное, их много".

122

БЭП — Бюро электроизмерительных приборов — условное наименование подразделения ЛИПАНа, введенное тогда по соображениям секретности.

Мы вошли в теплое помещение и я провел его в зал, где монтировалась ТМП, и Андрей Дмитриевич, впервые увидев материальное воплощение своей идеи об МТР, приободрился. Но мысли его были, видимо, далеко.

Теперь мы знаем, что период с 1954 по 1958 гг. был периодом его активнейшего творчества, рождения новых идей в области водородного оружия. В этот период (он потом в своих воспоминаниях скажет) он был убежден в необходимости создания своего оружия для обеспечения паритета и творческая энергия его была огромна. За эти годы он со своим коллективом теоретиков, там, в КБ-11, развил совершенно новую идею, обеспечивающую создание водородных бомб неограниченно большой мощности.

Бомбы были созданы, испытаны, авторитет Андрея Дмитриевича неизмеримо вырос в кругах руководителей страны. И тут начался поворот в его мышлении.

Первый толчок был сделан маршалом М.И.Неделиным, представлявшим командование армии на полигоне при испытании многомегатонной бомбы 22 ноября 1955 г. На банкете, устроенном после успешного испытания, Неделин дал Сахарову первый тост. И он сказал, что надо пожелать, чтобы такие взрывы происходили и впредь успешно, но никогда не были осуществлены над городами. На что Неделин в полунеприличной, полубогохульной форме ответил другим тостом, означавшим, что вы — физики, знай себе, делайте бомбы, а мы будем решать, где их применять [123] .

123

См. статью Ю.Б.Харитона, с.727. (Прим. ред.)

Сахаров был подавлен. Он осознал, что создал чудовище, вырвавшееся уже из его рук. Вскоре, детально изучив воздействие радиации на человека, он рассчитал, что каждое испытание влечет за собой 10тысяч невинных жертв на мегатонну на всем Земном шаре, погибающих преждевременно от рака или дающих дефект в потомстве от радиоактивности, разносимой в стратосфере и оседающей на поверхность земли.

Он убеждает Курчатова в реальности этих жертв, получает его полную поддержку. Курчатов развивает подготовку делегатов в Женеву на обсуждение договора о запрещении испытаний. Сахаров пишет статьи с детальным обоснованием числа жертв. Его статьи идут в правительство, издаются у нас, переводятся на иностранные языки и используются на женевских переговорах.

Все еще считая, что всего важнее ему оставаться в КБ у Харитона вдали от Москвы, он, продолжая совершенствовать оружие, превращается в борца против его испытаний в атмосфере, несущих гибель невинным жертвам на всей Земле. После смерти Курчатова он вступает в единоборство с Хрущевым, когда тот решает нарушить мораторий и осенью 1961 г.

возобновить испытания, чтобы вести политику с позиции силы. Но терпит поражение. В 1962 г. он вновь с исключительной настойчивостью, дойдя до Н.С.Хрущева, пытается добиться (но безуспешно!) отмены испытания одного из мощных термоядерных зарядов, которое с его точки зрения было не оправдано, но угрожало здоровью людей земного шара. Сахаров заостряет внимание на том, что угрозу здоровью миллионов людей можно устранить, заключив договор о частичном запрещении испытаний- запрещении испытаний в атмосфере, под водой и в космосе. Женевские переговоры, зашедшие в тупик из-за сложностей контроля за подземными испытаниями, быстро приводят к Московскому договору о запрете испытаний в трех средах. Таким образом Андрей Дмитриевич содействовал тому, чтобы оградить людей от вредных последствий испытаний ядерного оружия и прежде всего в атмосфере.

Я.Б.Зельдович привлекает внимание А.Д. к проблемам космологии. Тут талант физика Сахарова обнаруживает необъятное поле для творчества. В течение 1962–1967 гг. все больше его внимание и силы занимают проблемы развития Вселенной, задачи физики элементарных частиц и высоких энергий, и он их с успехом развивает и публикует, приобретая большой авторитет в мировой научной среде.

Но одновременно его все больше волнуют проблемы войны и мира. С одной стороны, его привлекают к задачам стратегии термоядерной войны, и он с ужасом обнаруживает, что в Генеральном штабе термоядерные взрывы присутствуют в будничных обсуждениях. С другой стороны, больше бывая в Москве, он начинает встречаться с людьми, которых, как и его самого, беспокоит моральная сторона жизни в нашем тоталитарном государстве, подавление свободы убеждений и выражения мнений. Шаг за шагом он пишет сначала телеграмму, потом письма руководителям нашего государства, но не получает ответов. Выступает на Общем собрании Академии наук СССР против избрания в академики Нуждина- ставленника Лысенко, и все более активно борется с лысенковской лженаукой. Год за годом в нем формируются убеждения, изложенные в 1968 г. в его знаменитых "Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". Он рассылает этот труд руководству нашей страны, но получает в ответ не взаимопонимание, а ожесточенный отпор. За передачу труда за границу и публикацию в "Нью-Йорк Таймс" его лишают допуска к секретным работам и закрывают въезд в секретное КБ-11, где он проработал 20 лет и заслужил звание трижды Героя Соцтруда, академика и лауреата Сталинских и Ленинской премий.

Пренебрегая покоем и почестями, он, создатель страшного оружия массового уничтожения, поняв, что США и Советским Союзом создана реальная угроза уничтожения всего живого на Земле, отдает отныне все свои силы на защиту человечества от гибели. Он ясно видит конфронтацию Советского Союза с Западным миром и понимает, что в борьбе с партийной пропагандистской машиной он может достигнуть максимального, борясь за открытость общества, то есть за открытое выражение своих убеждений. На этом пути он надеется создать обстановку доверия Советскому Союзу в мировом обществе. Он входит в контакты с зарубежными журналистами, учеными, политическими деятелями. Пишет открытые письма вплоть до глав правительств, получает от них ободряющие ответы. Своими научными трудами, мужественной борьбой с реакционными силами внутри страны и правозащитной деятельностью завоевывает грандиозный всемирный авторитет.

Мы прекрасно знаем, что он вслух говорил то, что многие из нас думали и о чем делились мыслями только в узком кругу. Он возвысил свой голос против афганской войны и за это был сослан в Горький. Терпя бесконечные лишения, он не ожесточился. В его «Воспоминаниях», теперь широко известных, вы не найдете ни одной жалобы, ни одного резкого слова в адрес КГБ и правительства. Будучи патриотом и человеком высшей честности, он ни одним словом не разглашает секретов своей двадцатилетней работы над оружием, руководствуясь тем, что "я ведь дал расписку в сохранении тайны".

В этот период его деятельности я имел с ним только краткие встречи в первой половине 70-х гг. и после его возвращения в Москву из горьковской изоляции.

Он многое перенес, заметно состарился, но остался прежним в своей сути — контактным и дружелюбным. Мы видим, что проблема управляемого термоядерного синтеза, могущая стать решением задачи обеспечения человечества энергией на ближайшие столетия, заняла небольшую долю его жизни, пожалуй, лишь несколько месяцев в 1950–1952 гг. Вся остальная жизнь его была отдана решению других задач всемирного масштаба, давших ему бессмертную славу.