Он мой кошмар

Высоцкая Мария Николаевна

— Мама, он тут никто, помни об этом, пожалуйста.

— Еська, он же старается исправиться. На работу вот устроился, грузчиком.

— Надолго? — усмехаюсь, а внутри просто киплю от злости.

— Еся…

— Что, мама? Девчонки, идите есть! — повышаю голос, замечая мамин поникший взгляд.

Она снова включила свою сердобольность. За ней и раньше водилась эта глупая жалость к папаше, но почему-то я была уверена, что после всех его «подвигов» и угроз ножом она взялась за ум… но нет.

Ужин проходит в тишине. На заднем

плане, из-за плотно прикрытой в гостиную двери, доносятся звуки телевизора. Папаша дома, но, к счастью, не светит перед нами своей рожей.

Расправившись с едой, девчонки бегут делать уроки, мама усаживается с ними. Помогает с английским. Я же остаюсь один на один с грязной посудой.

Вычистив до блеска последнюю тарелку, закрываюсь у себя. Голова ломится от мыслей.

Значит, слухи распустила Анька. В принципе, это неудивительно. Она давно хочет вытурить меня из группы, а тут такой повод… К счастью, в ректорат меня больше не вызывали. Да и не вызовут. Ларионова, при всем своем выпендреже, просто не вытянет постановку танца и ответственность за весь коллектив на себе. Ее потолок — блеять где-нибудь в углу. Но то, что просто так я ей это с рук не спущу, — факт.

Ближе к десяти решаю попить чаю. Усевшись за кухонным столом с кружкой и книжкой по маркетингу, пытаюсь хоть немного погрузиться в учебный процесс.

Услышав скрип половиц, поднимаю голову.

Мама переступает порог и садится напротив.

— Учишь?

— Пытаюсь.

— Какая ты у меня молодец. Я в твоем возрасте была совершенно другой. Не такой самостоятельной, смелой…

— Мама, перестань.

— Дак правда же. Ты у меня из другого теста. Боевая.

Улыбаюсь. Внутри становится так тепло. Я безумно люблю маму, хоть частенько напрочь не согласна с ее мнением. Вот, например, как сейчас. Потому что знаю, зачем она пришла. Защищать отца.

— Доченька, я понимаю, что папа принес нам много зла, но, если сейчас мы оттолкнем все его попытки исправиться, он просто опустит руки и возьмется за старое.

— Раньше надо было думать. И с чего ты взяла, что он исправится? Тюрьма никого лучше не делает.

— Милая, ты слишком резка. Юность, максимализм, сейчас все видится только в черном и белом цвете.

— Мама, давай мы не будем развивать эту тему. У меня нет никакого желания о нем говорить.

— Просто постарайся быть чуть терпимей.

— Прости, но я не терпила. И проглатывать все его выходки… Я слишком хорошо помню, как нам с ним жилось. Когда приходилось убегать ночью из дома, потому что он приперся пьяный и носится по квартире с топором. Как на нас смотрели соседи, с жалостью, но превосходством, ведь у них-то все хорошо. Если ты об этом забыла или хочешь повторить… Прости, но в этот раз без меня.

Захлопываю книгу и выплескиваю оставшийся чай в раковину.

— Еся…

— Я пойду пройдусь.

— Поздно уже.

— Не маленькая, разберусь.

Эмоции душат.

Перед глазами проносится вереница картинок из прошлого. Боль, страх, отчаяние. Я не хочу переживать это снова. Ни за что.

Запихиваю в сумку пару учебников на завтра и, прихватив с собой куртку, вылетаю в подъезд. Не уверена, что вернусь сегодня домой.

Сбегаю, потому что боюсь поругаться с мамой еще сильнее. В силу своего взрывного характера я прекрасно осознаю, что могу наговорить ей лишнего.

Поэтому сейчас мне лучше уйти.

Прогуливаясь по окрестностям, понимаю, что дотопала до центра. Город у нас небольшой, все рядом, а под звучащую в наушниках музыку время летит еще незаметней.

Прямо через дорогу красуется вывеска бара. Тем летом я подрабатывала там официанткой.

Перебежав на другую сторону по пешеходке, дергаю ручку массивной двери со стеклянными вставками. Народа внутри немало. Место по меркам нашего города хорошее, я бы даже сказала, популярное.

Делаю шаг в сторону бара, а перед лицом проплывает темная фигура в капюшоне. Парень практически сбивает меня с ног. Извиниться или притормозить нужным не считает.

Когда оборачиваюсь ему вслед, вижу только спину, исчезающую за входной дверью.

Слегка зависаю, а когда понимаю, что слишком долго стою посреди дороги, тороплюсь к бару.

Шурик, как и всегда, устраивает очередной импровиз, жонглируя шейкером. Заметив меня, подмигивает, разливает для клиентов какой-то коктейль и, скользнув рукой по гладкой поверхности стойки, оказывается рядом.

— Привет, — усаживаюсь на высокий стул.

— Привет. Ты к нам по старой дружбе?

— Шла, шла и вот…

— Налить что-нибудь?

— Сок. Со льдом.

— Ща все будет.

Шурик моментально подает сок и отвлекается на подошедшую парочку. Я же слышу знакомый голос:

— Еська?

Костров осторожно касается моего плеча и быстро садится напротив.

— Она самая.

— Развлекаешься?

— Не особо. Домой идти не хочется.

— Понимаю. Я, вообще, сюда на пять минут заехал, дальше в «Milk». Кстати, приглашаю.

— Слушай, я на самом деле не собиралась сегодня…

— На пару часов буквально, Есь, — покоряет широкой и добродушной улыбкой. Костров настоящий смайлик.

— Уговорил, — шумно выдыхаю и улыбаюсь ему в ответ. Он прав, мне нужно отвлечься.

Соскользнув со стула, поправляю юбку и вкладываю свою руку в протянутую Женей ладонь.

Мы выходим из бара, держась за руки. Ловлю себя на мысли о влюбленных парочках и тороплюсь сесть в машину, чтоб прекратить этот физический контакт.

В клубе, пока поднимаемся в випку, тоже стараюсь держать Кострова на расстоянии. Не хочу давать ему повод, даже самую малость.

— Всем здорово!

Оказавшись в кругу друзей, Женька мягко смеётся, предлагает мне присесть на диванчик, параллельно успевая пожать кому-то руку.