Он не хотел предавать
Шрифт:
В базе данных второго директора Генерального секретариата Интерпола, содержавшей сведения о преступлениях против личности и собственности, хранилась информация об автокатастрофе, произошедшей в 1994 году во Франции, неподалеку от курортного местечка Канн. Описание ДТП по большинству параметров совпадало с параметрами, указанными в запросе Таганской прокуратуры. В обоих случаях автомобиль на большой скорости совершил наезд на препятствие; в обоих случаях пассажир погиб, а водитель отделался легким испугом; в обоих случаях пробы на алкоголь и наркотики в крови водителя
Имя водителя было Пьер Луи Леже…
Оставалось загадкой, почему лейтенант Малышев не уведомил об этом Таганскую прокуратуру.
Ответить на этот вопрос мог только сам Малышев. Однако спросить его было нельзя — еще в феврале лейтенант уволился из НЦБ по собственному желанию.
Все это, вместе взятое, означало, что и у них, в главном офисе Российского бюро Интерпола, творится такой же бардак, как и везде.
И вот уже десять дней Гольцов упрямо разыскивал Малышева по телефону и каждое утро слышал в телефонной трубке бесконечные длинные гудки. Квартира Малышева не отвечала.
И все эти дни Георгий гнал от себя мысль, зачем Малышев так поступил? Когда творишь «зачем?», невольно подыскиваешь вероятные оправдания. Затея неблагодарная. Сначала нужно выслушать Малышева. Потом делать выводы. А уж затем идти на доклад к директору НЦБ.
А это самый смертельный номер в программе…
Мысленно сосчитав до десяти, Георгий нажал «отбой» и тут же, как делал всегда для подстраховки, снова набрал тот же номер. Второй гудок… Третий… Четвертый…
И вдруг женский голос негромко ответил:
— Да, я вас слушаю.
От неожиданности Георгий слегка растерялся.
— Алло, я вас слушаю, — нетерпеливо повторил женский голос.
— Доброе утро. Пожалуйста, пригласите к телефону Юрия.
— Кого? — удивленно переспросила женщина.
Георгию даже показалось, что он ошибся.
— Простите, должно быть, я не туда попал, — извинился он. — Это квартира Малышева?
Но голос ответил:
— Да, вы не ошиблись.
— С вами говорит Георгий Гольцов, Российское центральное бюро Интерпола. Мне нужно поговорить с Юрой. Пригласите его, пожалуйста.
— Его нет.
— Тогда не могли бы вы передать Юре, когда он вернется, чтобы он срочно перезвонил. Мне нужно уточнить у него кое-какую информацию. Срочно!
— Он не сможет, — стертым, безжизненным голосом ответила женщина.
— Нет? — переспросил Георгий. — Почему?
— Не звоните нам больше.
— Почему? Что случилось?
Георгий сам не заметил, как пальцы начали выстукивать дробь по столешнице. Так всегда бывало, когда он торопился или нервничал. Он не любил длинных расспросов по телефону.
— Юра был вашим другом? — задала вдруг женщина странный вопрос.
Что в нем странного? Тревожное слово «был». У Гольцова засосало под ложечкой.
— Простите, с кем я говорю? — уточнил он.
— Вероника Николаевна, его мама, — представилась женщина.
— Очень
— Он умер.
— Кто?
Георгию показалось, что Малышева сейчас повесит трубку.
— Алло, алло, вы меня слушаете? Подождите, кто умер?
— Юра.
— Когда?
А в голове пронеслась целая вереница мыслей: должно быть, недавно, на днях, раз на работу не успели сообщить… Мать, должно быть, в шоковом состоянии, он ведь совсем мальчишка…
— Простите! Примите мои соболезнования. Я ничего не знал. Когда это случилось?
— Вы не знали? — дрожащим голосом переспросила Малышева и вдруг выплеснула, словно ушат ледяной воды: — Вы ничего не знали?! Юра умер два месяца назад, третьего марта, а вы никто, никто, ни один человек не были на его похоронах! А теперь, мертвый, он вам понадобился? — Она еле сдерживала рыдания. — Чем мы заслужили такое бессердечное отношение к нашему сыну?
Женщина выплескивала в крике накопившуюся горечь, и Георгий боялся лишь одного: что мать Малышева бросит трубку.
— Простите, ради бога, — перебил он, — простите, я в самом деле ничего не знал. Объясните мне, что случилось?
«Разбился», — промелькнула догадка.
— Он застрелился! Юра застрелился! — рыдающим голосом выкрикнула женщина. — И не звоните нам больше никогда, никогда!
Вот теперь она бросила трубку.
2
Ольга шла, спрятавшись от дождя под широким зонтом, и думала о том, что до сих пор ее не покидает чувство, будто в любой момент ей может повстречаться Юра, просто идущий навстречу по улице.
Она шла и вспоминала, вспоминала.
…Все стало очень плохо в декабре, незадолго до Новогодних праздников. Оля готовилась к ним с замиранием сердца. В последнее время она замечала, что Юра стал относиться к ней сдержаннее, чем раньше. И даже придумала причину: решила, что Юру перестали устраивать их исключительно дружеские отношения, но он не решается первым заговорить о том, что их дружбе пора перейти в другую фазу.
Они встречались так давно, что, хотя о свадьбе речи пока не шло, это событие само собой подразумевалось в ближайшем будущем, когда они оба встанут на ноги. Они с Юрой познакомились на вечеринке у ее школьной подруги. Задумчивый сероглазый парень понравился ей с первого взгляда — он показался ей единственным взрослым человеком среди сверстников. Чувствовалось, что Юре скучно, но из вежливости, чтобы не портить праздник, он старается не показывать это.
Примерно то же испытывала Оля, только что вернувшаяся из Штатов после двухмесячной стажировки в Калифорнийском университете. Чувствуя себя ужасно взрослой и умной, она захотела продемонстрировать эти качества замкнутому сероглазому молодому человеку, одиноко сидевшему в кресле с книгой. Она подошла к нему, присела на подлокотник кресла и загадочным тоном роковой красавицы произнесла:
— Представьте, что вы идете по лесу и вдруг перед вами высокая стена. Ваши действия?
Юра поднял голову и, внимательно посмотрев на нее, ответил: