Он не хотел предавать
Шрифт:
«Как в фильме, который уже смотрел, — думал Георгий. — Знаешь конец, но все равно переживаешь».
Все непроизвольно вздрогнули, когда дверь лаборатории с шумом распахнулась и толпа экспертов вместе с руководством музея высыпала в коридор. Гольцова окружили и затормошили вопросами. Вернули документы и мобильный и попросили, с его согласия, отметить на несколько вопросов комиссара полиции, который прибудет в музей с минуты на минуту. Как ни прискорбно это признавать, но мсье с труднопроизносимой фамилией Гольцофф оказался прав, картина Огюста Шабо —
Георгий сочувственно кивал: да, да, вопросы комиссара полиции — сколько у годно, помогать полиции его святая обязанность.
— Но не хотите ли сначала осмотреть оригинал? — спросил он, не меняя идиотски-спокойного тона.
Пауза. Начальство музея превратилось в соляные столпы. Затем соляные столпы начали медленно оттаивать, моргая и усиленно стараясь понять:
— Правильно ли я вас понял? Вы хотите сказать, что оригинал у вас?
— Да, да, «Охотник с собакой», оригинал.
— Он находится у вас?
— Именно. Совершенно верно, — кивая, как китайский болванчик, твердил Гольцов.
— Здесь, во Франции? В Париже?
— В багажнике моей машины, — показывая пальцем на окно, пояснил Георгий.
Это их добило.
Коллективный обморок, не предусмотренный программой.
— Огюст Шабо сейчас лежит в багажнике вашей машины?!
— Нет, боюсь, что Огюст Шабо уже лет сорок как лежит в своей могиле на кладбище в Провансе. У меня в багажнике всего лишь его картина.
— Подлинник? Вы утверждаете, что у вас подлинник?
— Да, да, завернут и завязан.
Жаль, они не понимают русского рекламного юмора!
— Какал машина? — зачем-то поинтересовался шеф секьюрити.
Наверное, нарисовал в своем воображении бронированный инкассаторский автомобиль.
— «Рено» бежевого цвета, седан, — развел руками Георгий. — Взял сегодня напрокат.
Дальнейшее напоминало соревнование по спортивной ходьбе среди работников сферы культуры. Почтенные седовласые искусствоведы, буржуа от искусства, дамы и мсье, двухметровые охранники и эксперты в зеленых хирургических робах высыпали во двор и наперегонки, едва сдерживаясь, ринулись на парковку перед музеем.
— В багажнике машины? Господи, Огюст Шабо в багажнике машины! — подворачивая каблуки, лепетала хранительница, растирая по щекам расплывшуюся тушь.
— Вон они! — заорал Яцек, завидев издали эту уморительную компанию. Лемондовский земляк, плюнувший на редактора и на дамский писсуар от Филиппа Старка, лихорадочно защелкал камерой. Яцек тоже приложился к ремеслу фотокора и сделал пару кадров уже для себя лично, на память.
— Смотри, как резво бегут, — радовался он.
На парковке народ в деловых костюмах обступил бежевый «рено-седан». Молодой человек с короткой спортивной стрижкой и в темных очках открыл багажник машины, извлек из него опломбированный коричневый пакет и передал его директору музея. Что и было увековечено на пленке фотокором «Ле Монде».
— Никаких снимков! Никаких снимков! Съемка запрещена!
Стараясь
История повторилась с точностью до наоборот. Волнующее ожидание в коридоре помещения реставрационных мастерских в ожидании приговора экспертов, затем возбужденный гул и общий вздох облегчения. Гольцов с улыбкой подумал: это напоминает предбанник роддома. Сейчас выйдет медсестра в зеленой форменной одежде и объявит обалдевшим от переживаний членам семейства:
— Поздравляю, у вас мальчик.
Вышел руководитель мастерских:
— По предварительным оценкам экспертов, музею только что действительно возвращен утраченный Шабо.
— …Эх, жаль, ни одного крупного плана, — сокрушался земляк пару минут спустя, отдыхая в тени лип в кафе на бульваре, перед тем как вернуться в редакцию. Яцек тяжко вздохнул. Порылся в своей сумке. Извлек из нее плотным желтый конверт. И со словами: «Имей в виду, ты мне обязан по гроб жизни!» — высыпал на стол фотографии.
Лемондовец бросился на них, дрожа от предвкушения.
— Откуда?!
— Оттуда…
Это были подлинные снимки из архива московского ГУБОП: «Охотник с собакой» Огюста Шабо, извлекаемый из мафиозного тайника в числе прочих украденных шедевров. И среди них — фотография Юры Малышева с «Охотником» в руках. Это изображение смонтировал из двух различных фотографий профессиональный художник компьютерных спецэффектов. Изображение было выведено на обычную кодаковскую фотобумагу и ничем не отличалось от других фотографий.
— И ты знаешь, как зовут того интерполовца из Музея д’Орсе?
— Это сотрудник Российского Интерпола лейтенант Юрий Малышев, сын бывшего министра СССР.
— В Интерполе Малышев курирует культурные ценности?
— Все может быть, — уклончиво согласился Яцек.
— Я могу воспользоваться твоей информацией? — дрогнувшим голосом спросил «земляк».
Яцек щедро развел руками:
— Бери! Когда-нибудь отблагодаришь.
Через три часа, после того, как свежий тираж «Ле Монд» разошелся по газетным киоскам, в редакции газеты раздался звонок. Звонила женщина. Она спросила, где состоится торжественная церемония передачи картины Огюста Шабо, на которой будет присутствовать офицер Российского Интерпола?
— Одну минуту, — равнодушно ответила сотрудница полиции, исполняющая роль секретаря редакции. — Я соединюсь с отделом информации.
В трубке заиграла мелодия из «Шербурских зонтиков».
Полиция пыталась засечь, откуда поступил звонок. Звонили с мобильного телефона. Через двадцать секунд женщина отключилась и через минуту позвонила снова.
— Добрый день, редакция «Ле Монд», — равнодушно ответила «секретарша».
— Я просила вас узнать, где будет проходить церемония передачи картины Шабо дирекции Музея д’Орсе.