Он не отпустит
Шрифт:
– Сейчас кофе тебе налью, – он мягко отстранил меня, во взгляде я увидела тень сожаления.
И все поняла.
Опустилась за барную стойку, на лицо надела привычную маску – что-то, а лицо нас педагоги научили держать. Даже тех, кто танцевал как коряга, и годился только канделябры по сцене таскать, и исполнять роль мебели – все умели делать хорошую мину при плохой игре.
– Сахар? Сливки?
– Нет, спасибо. Обычный эспрессо, – доброжелательно ответила я.
– Игнат у кофемашины, спиной ко мне. Ближе к шее она расцарапана –
Жалеть о том, что случилось – тоже. А вот жалеть о том, чего не случилось – буду, и очень долго.
– Если захочешь с сахаром, то вот, – Игнат поставил передо мной чашку, и указал на сахарницу. – Если хочешь принять душ, то можешь не стесняться. Или…
– Я у себя в отеле его приму, – перебила, и взглянула внимательно в его глаза.
Позволила дать понять, что мне все ясно, и не нужно расшаркиваться. Переспали? Бывает, жениться не обязательно.
Хотя обидно. Чертовски. Каждой девушке хочется, чтобы после первой близости ее целовали, заверяли в чувствах, а не подбирали слова, чтобы намекнуть, что неплохо бы распрощаться.
– Слава…
– Что? – сделала аккуратный глоток, и поставила чашку на стойку – горячий слишком. Если поперхнусь, то маска с лица спадет сухим гипсом, и я разревусь.
Лучше не рисковать.
– Прости, – бросил он.
На лице у него сожаление. Причем искреннее, и от этого еще больнее.
– Не нужно меня оскорблять своими извинениями.
– Ты же понимаешь?
– Наверное, – пожала плечами. – Сейчас кофе допью, и домой. Не переживай.
Может, у него девушка? Или вообще о жене наврал. Она в командировке, все по классике. Хотя… нет, квартира холостяцкая, никакая женщина здесь не живет, и долго не жила. Значит, это я такая непривлекательная, раз меня хочется поскорее выпроводить?!
– Ты чудесная девушка, и эта ночь… для меня, наверное, лучшая. Хотел бы думать, что и тебе было хорошо. Но, хоть это и звучит банально, дело не в тебе, а во мне.
– Звучит заученно, – усмехнулась я.
– Так и есть. Репетировал, – признался Игнат.
– Ладно, речь я оценила. Можешь не объясняться. Братьев-дядьев натравливать на тебя не стану, караулить у дома тоже. Я все понимаю. Так что давай без разговоров. Не хочешь, и не надо, – как можно более равнодушно бросила я, и переключила внимание на кофе.
Козёл! Хотя… может, это я дура, а он нормальный? Не зря же придумали, что сразу давать нельзя. Правило трех свиданий, как минимум, и все в духе того, что «зачем покупать корову, если молоко дают бесплатно?»
Нет уж, дала, и дала. Жалеть не буду. Классно было, хоть и больно.
– И все же, я объясню. Профдеформация у меня, характер поганый.
– Не заметила.
– Ты меня совсем не знаешь.
– Как и ты меня, – подняла на Игната глаза.
– Да, не знаю. Но вряд ли тебе бы понравилось иметь дело с таким, как я.
– А мне таких предложений не поступало – иметь дело с таким, как ты.
– Языкастая, – оскалился он. – Я про то, что… черт, хрен знает, как объяснить!
– Раз уж начал, то попытайся, сделай одолжение, – положила подбородок на сцепленные в замок ладони, и приготовилась слушать.
– Ты бы нормально отнеслась, если бы я заставлял тебя каждые пятнадцать минут звонить мне, или присылать смс с геолокацией? Если бы я контролировал, с кем ты общаешься, во что ты одета, не слишком ли откровенно? Если бы запрещал общаться с парнями, даже если это двоюродные братья?
– Ты ревнивец?
– Нет, – усмехнулся Игнат не очень весело. – Мне говорили, что я моральный урод. Дело не в ревности, а в контроле. Патологическом. Контроле всех, кто рядом. Тебе восемнадцать? Я примерно в это время понял, что нихера не получится. Встречался с девчонками, и каждый раз в эту ловушку попадал, при том, что не любил. Природа такая. Могу тебе отзывы уволенных сотрудников дать почитать, если интересно: «все зашибись, но начальник – говно, передохнуть не дает». Контроль, понимаешь? Безусловный. С возрастом, и с новым статусом все только хуже стало. Так что не вешай нос, мелкая, так будет лучше.
– А может не будет? – нахмурилась я. – Тебе-то откуда знать, что для меня – лучшее? Я привыкла к контролю. Говорила же – балетная я, педагоги были теми еще людоедами.
– И ты бы нормально отнеслась, если бы я пересмотрел твой круг общения?
Круг общения, состоящий из Жени и Веры?
– Да.
– И гардероб?
– Я скромно одеваюсь.
– И носишься по холоду в платьях, – хмыкнул Игнат. – Ладно. А если заставлю отчитываться по каждому шагу – где ты, с кем ты?
– Мне не сложно написать сообщение, или позвонить.
– День за днем? Передать полный контроль – это тебе не сложно?
– Нет, – фыркнула я – Боже, о чем он вообще? – Конечно, иногда это нереально – звонить и отчитываться. Например, я восстанавливаюсь, и скоро на сцену планирую вернуться. Грим, первый акт, но в антракте вполне могу звонить, пока подправляю макияж, и…
– Сцена, – перебил Игнат. – Ну а если мне не понравится то, что ты у всех на виду, и танцуешь? И я попрошу бросить то, на что ты годы потратила?
– Зачем? – растерялась я.
– Затем, что я – такой. Что скажешь?
– А ты попросишь об этом?
Игнат выразительно взглянул на меня.
Черт, и правда маньяк. Но балет… нет, не для того я столько мучилась, тренируя выворотность стоп, гибкость суставов и эти минимальные тридцать два фуэте, чтобы бросить до сорока пяти лет. Я же толком не танцевала еще!
– Дело даже не в сцене, – спокойно произнес Игнат, словно поняв, о чем я думала. – Тебя бы даже обязанность отчитываться о каждом своем шаге задолбала через неделю, малышка. Потому что это ненормально. А я бы ничего не смог с собой поделать, проходил уже это. Потому допивай кофе, а я отвезу тебя в отель.