Он, Она и Париж
Шрифт:
Он говорил, кричал, смеялся не умолкая. Все мужчины переживают этот момент по-разному. И я радовалась тому, как он эмоционально на него реагирует. Может поэтому, чтобы не портить ему радость, не сказала ехать потише. Поэтому я не виню за случившееся одного Его. Виноваты мы оба. И тот урод, водитель фуры, что не пропустил нас, слегка повернув руль, хотя мы были в своем праве. Но знаю — если б мы ехали медленнее, Он бы наверняка успел среагировать.
Потом врачи говорили, что мы еще легко отделались. У Него перелом нескольких ребер. А у меня…
Какая разница, что случилось с моим телом? Оно выжило, и сейчас полностью здорово.
А вот нашего ребенка больше нет…
Он умер во мне не родившись —
Механически провожу пальцем по щеке, смахивая несуществующую слезу. Порой мне кажется, что я плачу, но слез нет. Странное ощущение. В такие моменты словно душа живет отдельно от тела своей, непонятной жизнью. Например, она плачет, я чувствую слезы, но их нет, словно кто-то невидимый вытер их раньше меня. Наверно так люди начинают сходить с ума.
Но нет, это не мой вариант убежать в безумие от реальной жизни. Я сильнее, чем кажется — во всяком случае, я очень стараюсь убедить себя в этом. Делаю над собой усилие, поворачиваюсь к нему, улыбаюсь:
— Всё нормально, милый. Не беспокойся, я не испорчу нам вечер.
— Я беспокоюсь о тебе.
В его голосе искренность.
Сейчас он на какое-то мгновение точно забыл о своей работе, статусе, деньгах. Из-за его брони — дорогой костюм, брендовый галстук, ухоженное лицо — сейчас смотрит на меня мой Он. Тот, из прежней жизни, в которой мы любили друг друга до безумия. Он словно поднял забрало шлема, и сейчас я вижу, что мой принц остался моим, пусть даже порой он это тщательно скрывает, ибо не по статусу принцам любить Золушек.
Что ж, я не подведу его, и приложу все усилия, чтобы стать для него принцессой. Единственной и желанной. И возможно тогда вернется к нам обоим ускользающее от нас обжигающее чувство… А может мне просто кажется, что оно сходит на нет? Может, это как раз тот случай, который мужчины называют женскими заморочками?
— А я беспокоюсь о нашем вечере. Со мной все нормально, поехали уже.
— Отлично!
Похоже, нас обоих, что называется, «отпустило». Я увидела в его глазах то, что хотела увидеть. И он понял, что с его неуравновешенной супругой всё в порядке. В такие моменты после не случившихся скандалов людям свойственно испытывать прилив нежности друг к другу. Так же, как после случившихся, закончившихся примирением. Поэтому остаток пути мы болтаем ни о чем, купаясь в нашей взаимной нежности, словно в теплом бассейне.
Машина останавливается. Мы приехали. Стеклянную дверь услужливо открывает крупный мужчина представительного вида в костюме свободного покроя, под которым одинаково удобно прятать и намечающееся брюшко, и кобуру с пистолетом.
Тут же у входа нас встречает миловидная девушка, улыбкой, жестами, прической и точеной фигуркой напоминающая заводную куклу, работающую в жестко заданном режиме. Она ведет нас через зал, больше напоминающий музей, чем вестибюль ресторана.
Кажется, все эти мраморные колонны, античные статуи в нишах, резные панели на стенах, высокие сводчатые потолки со свешивающимися с них роскошными люстрами в совокупности называются стилем Ренессанс, дошедший до нас с тех далеких времен, когда люди, загнанные в жесткие рамки эпохой средневековья, наконец получили свободу творчества… и, на мой взгляд, несколько переборщили с тягой к показной роскоши. Но Ему нравится это сочетание тяжеловесного мрамора, изобилия золотой отделки, и витающей вокруг ауры исключительности, невидимым барьером отделяющей тех, кто внутри, от тех, кто снаружи. Пока что мне очень неуютно быть в подобных местах. Но я привыкну. Надеюсь, что привыкну…
Мы входим
Взгляд сразу цепляется за белый рояль, стоящий посредине и окруженный круглыми столами, накрытыми белоснежными скатертями. За роялем сидит молодой парень, увлеченно работая пальцами по клавишам. Слева от него девушка негромко подыгрывает на саксофоне. Справа коротко стриженная дама с микрофоном что-то тихо поет по-итальянски. И все это великолепие словно накрыто сверху куполообразным потолком, разрисованным под небо с золотыми амурами и утяжеленным массивной золотой люстрой, которая если упадет вниз, то непременно похоронит под собой и музыкантов, и всех, кто находится сейчас в зале. Почему-то у меня сразу возникает ассоциация с круглой крышкой, которой накрывают горячие блюда перед подачей. Наверно, так же неуютно, как я сейчас, ощущало бы себя жаркое под этой крышкой, если б умело чувствовать.
— Нам сюда, — говорит Он, показывая глазами на один из столов… за которым уже сидят четыре человека. Ничего не понимая, смотрю на него.
— Так нужно, — одними губами произносит Он.
Так нужно…
Ему.
Не мне…
Мне был нужен ужин только для нас двоих. Тот самый, что лежит сейчас в холодильнике, так и не став маленьким семейным праздником. Но то, что нужно мне, вновь остается за кадром нашей семейной жизни. Зато на главном ее экране всё чаще появляются слова: «Ну ты же понимаешь, так нужно». И я не пойму порой, это название новой главы затянувшегося фильма под названием «любовь» — или его титры, после которых люди выходят из зала, и расходятся в разные стороны навсегда…
Похоже, он прочитал что-то в моих глазах, и на мгновение его лицо теряет холодную неприступность, характерную для всех присутствующих в этом зале:
— Пожалуйста. Это мои новые бизнес-партнеры. Очень прошу…
— Почему не сказал в машине?
— Боялся, что ты попросишь остановить и выйдешь на полдороге…
Этот короткий диалог происходит в то время, как мы идем к столу. Вернее, он ведет меня, поддерживая под локоток. Иначе бы я встала посреди зала эдакой еще одной мраморной колонной, без которой всё, что я чувствую, непременно рухнуло бы вниз — и, боюсь, последствия оказались бы не менее разрушительными, чем от упавшей люстры. Для Него-то уж точно.
Но я иду. Нет, не иду — переставляю ноги. Есть разница, потому, что переставлять очень непросто, каждое движение дается с трудом. Так нужно. И если я все-же переставляю, то получается, что это нужно обоим.
За столом сидят двое мужчин и две дамы, о чем-то беседуют. При нашем приближении взгляды скрещиваются сначала на нем — и в глазах сидящих я вижу узнавание — а потом на мне.
Взгляды мужчин привычны — особенно когда я в таком платье — и ничем не отличаются от сальных касаний на улице и в метро. Да и в глазах дам ничего нового. Сканирование сверху вниз, затем однозначный вердикт: «я — лучше». После которого начинается разбор деталей. Платье у нее — безвкусица, прическа — тем более, украшения — дешевка, да и сама она деревня деревней. После чего дамы синхронно улыбаются: добро пожаловать в наш гадюшник. Пошипим?
Любви без жертв не бывает. Иначе это не любовь, а игра, где ты пытаешься выиграть у того, кто в этом случае непременно проиграет. Настоящая любовь, это когда оба готовы поддаться, чтобы победил тот, кто тебе небезразличен. И сегодня я иду к этому белому столу, словно к алтарю, на который должна положить всё, что хотелось мне.
Этот вечер.
Мои эмоции, что бурлят во мне потому, что он сложился не так, как я хотела.
А также все мои мысли по этому поводу.
Бывают минуты, когда нужно просто отбросить своё «я» — и улыбнуться людям, которые собрались возле алтаря для того, чтобы разделать тебя взглядами, словно ягненка, выпить твою кровь, съесть твое мясо, переварить, и забыть.