Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить
Шрифт:
— Это кабинет, — открыл он дверь первой от кухни комнаты. Комната была небольшая, только письменный стол и два книжных шкафа. — Ничего интересного, — он повел ее дальше.
— Здесь я обитаю, — сказал он, показывая следующую комнату. — Потом разглядишь.
Она успела увидеть только часть незаправленной кровати, и открытые дверцы шифоньера.
В огромной гостиной полированная «стенка» была изготовлена по специальному заказу, это была уже не «стенка», потому что она занимала две стены, недаром старший Данилов работал
— Там спальня, — закрыл он двери. — Это чтобы ты как-нибудь не испугалась, если оттуда кто-нибудь выйдет.
— А не тесновато вам втроем в четырехкомнатной квартире? — поинтересовалась Таня.
— Когда мы получили эту квартиру, с нами еще жили бабушка и сестра. Так что все приличия были соблюдены. Анюта сейчас в Новосибирске живет, а бабушка умерла.
Таня подошла к пианино.
— Умеешь играть?
Максим вместо ответа поднял крышку инструмента и сыграл «Цыганочку».
— А вот еще, — он исполнил знакомую мелодию из классики, которую к стыду своему, Таня не могла вспомнить, может Моцарт?
— В музыкальной школе учился? — спросила она.
— Смеешься! С такой-то техникой. Сестра ходила в музыкалку, а я смотрел, как она занимается, а потом стал и сам играть.
Таня не была уверена, что ее школьная подруга, ходившая в музыкальную школу, смогла бы после стольких лет после окончания школы, исполнить лучше. Максим продолжал перебирать клавиши.
— Одно время мы с ней чуть не дрались, ей всегда надо было готовиться к уроку в то время, когда я садился за инструмент. Хорошо, папа купил мне электронное пианино, я потом два года играл в школьном ансамбле под названием «Кипяток».
— Я поражена, мне кажется это так сложно, у тебя, наверное, талант.
— Да нет никакого таланта. Мне просто все легко дается. Я и читать научился сам, еще до школы, сидел рядом с сестрой, когда она уроки делала. И считал и писал до школы. А когда Аня занималась современными танцами, то дома всегда репетировала со мной. Мы с ней танцевали и фокстрот, и брейк, и рок-н-ролл — что хочешь.
— Разве фокстрот современный танец?
— У них был такой курс, сначала учили фокстрот, твист, и так далее, включая брейк. Она даже сердилась на меня, что у меня все получается с первого раза, а ей нужно было повторять много раз каждое движение.
— А спортом занимался?
— Биатлоном, ездил на соревнования, а потом тоже бросил. Я скажу тебе по секрету, только обещай, что никому не расскажешь?
— Хорошо.
Он тихо, проникновенным шепотом сказал:
— Я и вязать умею, меня бабушка научила.
— Да ты прямо, как кот Матроскин. И вышивать, и на машинке. А грабить и убивать тоже от скуки начал?
— Хотелось проверить, на что способен.
— «Тварь
— Нет, без всякой достоевщины, я же примитивен.
— И злопамятен.
— Ага. Но, что мы все обо мне, да обо мне. Ты посиди пока здесь, телевизор посмотри, или почитай что-нибудь, а я скоро приду.
Он включил телевизор и вышел из комнаты. Таня подошла к книжному шкафу. Когда минут через десять Максим вернулся в гостиную, она стояла с книгой в руках. Он подошел сзади и поцеловал ее в шею, приподняв волосы, стянутые черной бархатной лентой.
— Чем ты там заинтересовалась? — заглянул он через плечо.
Таня захлопнула толстую книгу и показала ему корочку.
— УК РСФСР, — прочитал он. — Да ты сядь, что стоишь.
Она вместе сели на диван. Таня снова открыла книгу и стала листать. Максим с минуту смотрел в телевизор, а потом спросил:
— Что ты там ищешь?
— Сколько тебе дадут лет.
— За что? — сделал он испуганное лицо.
— За принуждение к сожительству.
— Да брось ты, — он взял у нее из рук книгу и положил на журнальный столик. — Даже если такая статья есть, меня оправдает любой суд. У меня есть сильный аргумент в свое оправдание, вернее два аргумента.
И Максим расстегнул пуговицы на платье, погладил ее плечи, и, опустив бретельки бюстгальтера, вынул груди из чашечек. Подержал их в ладонях.
— Разве можно устоять, когда у женщины такая грудь, это выше человеческих сил.
Максим просунул руки ей подмышки, осторожно положил ее на спину и прижался щекой к груди.
Она испугалась при мысли о том, что это произойдет здесь, в чужом красивом доме. Она смирилась с тем, что он с ней делает в ее постели, но здесь она чувствовала себя добычей, принесенной в берлогу хищным зверем. Он, словно страшное чудовище, разбрызгивает свою ядовитую слюну повсюду, даже в своем жилище.
— Максим, ты что, прямо здесь? Не надо, прошу тебя.
— Не бойся, они вернутся еще не скоро, все нормально.
Жаркое дыхание обожгло грудь. Он обхватил губами сосок, а рукой пытался поднять подол платья.
— Только не здесь, прошу, только не здесь.
— Хорошо, — он поднял голову. — Пойдем в мою комнату.
Он водворил на место бюстгальтер.
— Туда никто не зайдет, а если хочешь, можно запереть дверь.
С этими словами он поднял ее на руки и отнес в свою, только что убранную комнату. По крайней мере, постель была заправлена, а шифоньер закрыт.
Они уже снова сидели на кухне и пили чай, когда вернулись родители. Они слышали, как те сразу же прошли в спальню. До кухни донеслись приглушенные закрытыми дверями голоса — они ссорились. Таня смутилась. Максим, естественно, злится на нее за то, что она стала свидетелем семейной сцены. Но когда она осмелилась взглянуть на него, он совершенно спокойно встретил ее взгляд.