Он придет
Шрифт:
Усевшись за руль, я медленно покатил в сторону Сансет.
– И нечего так лыбиться, Майло.
– А чё? – Он высунулся в пассажирское окно, и волосы хлопали у него вокруг головы, словно утиные крылья.
– Возомнил, будто подцепил меня на крючок? Ну как же – такое дитя, глазищи как на картинах Кин [14] …
– Если ты прямо сейчас решил соскочить, это меня не обрадует. Но помешать я тебе не могу. Обещанные ньокки по-любому за мной.
14
– К черту ньокки. Давай-ка лучше пообщаемся с доктором Тоулом.
«Севиль» пожирал бензин ведрами. Пришлось зарулить на шевроновскую заправку самообслуживания на Бонди. Пока Майло наполнял бак, я узнал по справочной номер Тоула и набрал его. После того как перечислил все свои медицинские звания, с доктором меня соединили буквально через полминуты. Я коротко объяснил, почему хочу с ним побеседовать, и предложил обсудить все прямо по телефону.
– Нет, – ответил он. – У меня полная приемная детишек.
Голос у него мягкий и успокаивающий – тот самый голос, который родители жаждут услышать в два часа ночи, когда ребенок уже весь посинел.
– Когда будет удобно вам позвонить?
Тоул не ответил. Я слышал на заднем плане только какую-то возню, потом приглушенные голоса. Потом его голос опять вернулся в трубку.
– Может, заскочите в половине пятого? У меня как раз намечается «окошечко».
– Премного благодарен, доктор. Я вас надолго не займу.
– Не стоит.
И он повесил трубку.
Я вышел из телефонной кабинки. Майло как раз вытаскивал заправочный пистолет из горловины «Севиля», держа его на отлете, чтобы не закапать бензином костюм.
Я опять устроился на водительском месте и высунул голову в окно.
– Протри-ка заодно лобовуху, сынок.
Он скорчил рожу, как у горгульи – особых усилий ему для этого не требуется, – и показал мне средний палец. А потом все-таки принялся елозить по стеклу бумажными полотенцами.
Времени – двадцать минут третьего, а до офиса доктора от силы минут пятнадцать езды. Надо было как-то убить целый час. Заморачиваться с «высокой кухней» мы оба оказались не в настроении, так что поехали обратно в Западный район и в итоге оказались все там же, «У Анжелы».
Майло заказал себе нечто под названием «Делюкс-омлет Сан-Франциско», оказавшееся ярко-желтым кошмаром с начинкой из шпината, помидоров, рубленого мяса, чили, лука и маринованных баклажанов. Накинулся на него, только за ушами трещало. Я же ограничился сэндвичем с говядиной и бутылочкой пива «Курз». Прерываясь, чтобы заглотить очередной здоровенный кусок «делюкса», детектив посвятил меня в подробности убийства Хэндлера.
– Ни хрена не понятно, Алекс. Вроде бы все признаки чисто психопатического убийства – оба лежали спеленатые в спальне, словно скот, приготовленный для забоя. Больше полусотни ножевых ранений. Девица выглядела так, будто ее Джек-потрошитель…
– Избавь
– Прости. Забыл, что разговариваю с гражданским. Когда сто лет в таком дерьме барахтаешься, ко всему привыкаешь. Жить-то надо – вот и приучаешься есть, пить и срать на все это дело. – Майло утер физиономию салфеткой и надолго приник к стакану с пивом. – И при всем при том, несмотря на всю эту дикость, никаких следов взлома. Входная дверь открыта. Обычно это уже само по себе странно. Правда, в данном случае вполне может быть объяснимо: ведь убитый – психиатр по профессии, он мог знать преступника и сам его впустить.
– Думаешь, это кто-то из его пациентов?
– Ничуть не исключено. Психиатры ведь и имеют дело с психами?
– Я буду очень удивлен, если это так, Майло. Десять к одному, что у Хэндлера была типичная для Вест-Сайда практика – бесящиеся с жиру тетки бальзаковского возраста, надорвавшиеся на работе топ-менеджеры да для полного фарша пара-тройка случаев подросткового кризиса идентичности.
– Не слышу ли я в твоих речах нотки профессионального цинизма?
Я пожал плечами:
– Просто в большинстве случаев так оно и есть. Не хочу сказать, что все так уж тихо и гладко, но на деле большинство из нас – что психологов, что психиатров – крайне редко сталкиваются с тем, что можно отнести к категории душевных заболеваний. Настоящих сумасшедших – тех, кто действительно не в себе, – обычно госпитализируют.
– А Хэндлер как раз и работал в психбольнице перед тем, как уйти на вольные хлеба. В Энсино-Оукс.
– Может, чего-нибудь там и накопаешь, – с сомнением в голосе произнес я. Не люблю выступать в роли обломщика, а то еще просветил бы его, что больница в Энсино-Оукс – это на самом деле нечто вроде закрытого санатория для склонных к суициду отпрысков местных богатеев. Сексуальных психопатов там тоже держат, но их буквально единицы.
Отодвинув пустую тарелку, Майло поманил официантку:
– Беттиджейн, еще хороший кусочек вон того пирога с зеленым яблоком, будь добра.
– С мороженым, Майло?
Он похлопал себя по животу и задумался:
– Да какого черта, почему бы и нет? С ванильным.
– А вам, сэр?
– Просто кофе, пожалуйста.
Когда она отошла, детектив продолжил, больше размышляя вслух, чем обращаясь ко мне:
– Во всяком случае, очень похоже на то, что доктор Хэндлер все-таки сам впустил к себе кого-то где-то между двенадцатью и часом ночи, за что в итоге и поплатился.
– Ну, а эта Гутиэрес здесь каким боком?
– Типичный случайный свидетель. Оказалась не в том месте не в то время.
– У нее с Хэндлером что-то было?
Он кивнул:
– Около шести месяцев. Из той малости, что пока удалось выяснить, выходит, что начинала она как пациентка, а потом перелезла с кушетки в постель.
Вполне обычная история.
– Вся ирония в том, что почикали ее гораздо хуже, чем его. Хэндлеру перерезали горло, так что умер он сравнительно быстро. Есть в нем еще пара-тройка дырок, но в общем и целом ничего серьезного. Больше похоже на то, что наибольшее внимание убийца уделил именно ей. Вполне объяснимо, если это действительно какой-то сексуальный маньяк.