Она и ее кот
Шрифт:
– Может, уехали?
Раньше тут всегда были две девушки, у них для него была еда…
– Кар! Кар! – издевательски каркали вороны, и он разозлился. В алюминиевой миске скопилась дождевая вода. Непохоже, что его кто-то опередил.
Он решительно зевнул, но все-таки подождал еще чуть-чуть – жалко было уходить. Однако девушки не появлялись. Пришел в кои-то веки – а тут никого.
– Ну, у меня тоже нет свободного времени.
Голодный Черныш зашагал дальше, обходить следующую территорию.
Я
Температура в комнате поднялась. Я почувствовала солнце за толстыми занавесками с цветочным узором.
Я не сразу поняла, утро сейчас или вечер. В большом зеркале отразилась я, сползающая с кровати. Заношенная пижама – не помню, сколько я уже в ней. Волосы спутанные, в ужасном состоянии. Родители давно ушли на работу, дома тишина.
Я ничего не делала, но проголодалась. Я спустилась на первый этаж и пошла на кухню.
На столе я нашла завернутые в пленку бутерброды, но они мне показались не слишком аппетитными, и я открыла холодильник. Там нашлись эклеры в коробке.
Вкусным мне показался только первый кусок. От приторной сладости мне стало плохо, и больше половины я выбросила.
Снаружи все так же вопили вороны. Мне показалось, что их стало больше. Наверное, роются в мусоре. Возможно, кто-то выбросил мусор в неположенном месте. Но специально идти смотреть на них не хотелось. Я уже давно не выходила на улицу.
Я потащилась по лестнице наверх.
Забралась в постель, укрылась с головой одеялом, свернулась в позе зародыша, подтянув к себе руки и ноги, и заснула.
Дилинь, – звякнул колокольчик.
В комнате была Мари – такая, как в начальной школе.
К браслету из цветного шнурка на ее запястье был привязан колокольчик. Кажется, он называется «мисанга». Тогда было популярно плести их из ниток для вышивания. Мари здорово их плела, а у меня плохо получалось, но она все равно обрадовалась мисанге, которую я для нее сделала. Говорили, что если мисанга порвется, то исполнится желание.
– Мари, прости! – извинилась я, сжав ее маленькую ручку.
Дилинь, дилинь, – звякал колокольчик.
– А что поделаешь, Аои? – нежно улыбнулась Мари.
Я вздохнула с облегчением, и мне захотелось чего-нибудь попить. Я вдруг оказалась на кухне в той компании, где работала сначала, и в руке у меня был стакан.
В глубине кухни было темно, и я знала, что там что-то прячется. Но все равно не могла оттуда уйти.
– Аои! – Маленькая Мари пришла спасти меня. – Со мной все хорошо. А ты беги, Аои!
Маленькая Мари ныряет в темноту. Я от страха убегаю.
Я бросила ее.
Теперь я в высохшем бассейне. Дно бассейна выложено мелкой плиткой, как в ванной, по нему струятся грязные ручейки воды, там и сям валяются мешки для мусора.
Из-за того, что я бросила Мари, я оказалась здесь.
– Прости, Мари.
Дилинь, – звякал колокольчик.
– Аои! – Я увидела Мари сидящей на вышке для прыжков. – Аои, можешь убегать.
С этими словами Мари улыбается.
– Мари…
Мари простила меня. Вместе с чувством того, что я спасена, появляется и ощущение того, что это все ложь.
Это не чувства Мари. Я знаю, что это сон, который мне показывает мой мозг, чтобы спасти меня.
На дне бассейна валяется мокрая газета, она с шуршанием двигается, будто живое существо.
Слышатся крики ворон, и я просыпаюсь.
Снаружи доносится карканье.
Во сне я смогла встретиться с Мари.
Мари больше нет в этом мире.
«Чтоб ты сдохла!»
На следующий день после того, как я это сказала, Мари покинула этот мир из-за острой сердечной недостаточности.
У меня зазвонил мобильный: с номера Мари позвонила ее мать и сообщила мне об этом. Острая сердечная недостаточность – это не название болезни и не причина смерти. Это просто означает, что ее обнаружили с остановившимся сердцем.
У Мари всегда было слабое сердце.
Но я знаю. Это я убила Мари.
Я хотела сразу же бежать к ней, но, как только сделала шаг из дома, сердце словно что-то сдавило, и я почувствовала, что не могу дышать. У меня потемнело перед глазами, будто при малокровии, и я не смогла подняться.
Говорят, что это довольно распространенное психическое расстройство, но что мне до названий.
С того дня я больше не могла выходить из дома.
Когда я глянула вниз с теплого столика котацу, мама выбралась из-под него и развалилась на футоне. Мама говорила, что лучше всего нагреться у котацу, потом охладиться на футоне, а после – снова забраться под котацу.
– Мама, смотри! – кричу я маме, которая лежит на футоне.
– Я вижу, Печенька! – Мама навострила усики и ушки и внимательно смотрела на меня.
Я – мамин котенок, меня зовут Печенька. На белой шерстке у меня шоколадные полоски, а этот узор похож на мраморное печенье, поэтому Рэйна меня так назвала. Правда, я не знаю, что такое печенье. Наверное, что-то красивое.
– Я иду к тебе! – говорю я, но для прыжка вниз мне нужно собраться с духом. Я хожу по столику, выглядываю с него и снова отхожу назад. Если так делать, потихоньку накапливается решимость для прыжка.
Наконец я изо всех сил прыгаю: прыг!
Шлеп! Я приземляюсь на футон, рядом с мамой.