Она - моё табу
Шрифт:
Его рот спускается на ключицу, прижимается между двумя полушариями, возвращается к моему лицу. Язык требовательно проходит по губам, и я с томным выдохом впускаю его в рот.
— Мой Андрюша. — шуршу хрипловато.
— Моя Фурия. — чмокает в кончик носа и отстраняется. — Пойду займусь завтраком, иначе останусь с тобой в постели.
Матрас выпрямляется, когда тяжесть мужского тела исчезает. Я поднимаюсь, подтянув к груди плед. Облизываю пересохшие губы.
— Так останься. — растягиваю их в соблазнительной улыбке.
Дикий сдавливает мой подбородок пальцами, опустившись одним коленом на кровать и опираясь одной рукой, ведёт по моим губам своим языком.
— Очень соблазнительное предложение, Крис. — моё имя с выраженным придыханием. Волна
Ещё раз лизнув мои губы, встаёт, удерживая на бёдрах короткое полотенце. Чёрные волосы влажные и слегка взъерошенные. На мускулистой груди ещё остались капли воды.
Мамочки, какое ослепительное зрелище с утра пораньше.
И я съедаю его всего. Покрытые тёмными, жёсткими, курчавыми волосами крепкие ноги. Стопы у него длинные и узкие. Красиво. У него идеальные пропорции. Узкие бёдра и талия. Широкие плечи. На них и спине длинные тёмно-красные борозды от моих ногтей. Спина бугрится выступающими мышцами, как и раскачивающаяся от неровного дыхания грудная клетка. Он не похож на гору мышц, но все они чётко очерчены, и в этом атлетическом теле чувствуется скрытая сила. Он не перекачанный, но жилистый и мощный. Мне нравятся его сильные руки, разрисованные синими паутинами вен и изрезанные выпуклыми жилами. Он слишком beautiful. Аж слепит от его совершенства. Но оно только моё. Для меня всё. Я жадная. Очень.
Стоя ко мне спиной, снимает полотенце и отбрасывает на кровать. Крепкие ягодицы вызывают во мне уже совсем неуместное смущение. Мамочки, я схожу по нему с ума. По его телу и ласкам. И мне всё мало.
Обвожу сухие губы таким же сухим языком. Сглатываю несуществующую слюну. Гортань дёргается, стараясь протолкнуть что-то в желудок. Низ живота стягивает лёгкой пульсацией. Между ног становится мокро.
— Не смотри так, Кристина. — сухо высекает Дикий.
Непосильного труда мне стоит оторвать взгляд от созерцания его голой задницы и поднять к повёрнутому на меня лицу. Несмотря на тон, и губы, и глаза обличающе улыбаются. Кровь приливает к моим щекам. Язык продолжает бесполезные попытки смочить горящие губы. Сердце подкатывает к горлу, расколачивая по пути всё к чертям.
— Как? — толкаю звуками воздух.
Его брови ползут вверх. Улыбка становится шире. Глаза скатываются к моим дрожащим пальцам, судорожно тискающим одеяло чуть выше груди. Его дыхание стремительно рвётся и тяжелеет. Грудная клетка высоко вздымается и застывает. Ноздри раздуваются.
— Как будто хочешь меня съесть. — скрипит его голос.
— А я хочу. Всего тебя. Поглотить. Сожрать. — бомблю незнакомыми для меня интонациями. Что-то в моём голосе ломается и перестраивается. Как и в теле. В организме. В мыслях. В чувствах. Я смелею и меняюсь до неузнаваемости. — Целиком, Андрюша.
Он, сжав в руке Пашкины шорты, которые собирался надеть, опускается коленями на кровать и подползает ко мне. Губы застывают на расстоянии вдоха. Его запах вперемешку с сандаловым гелем для душа раздражает рецепторы.
— И где моя скромная краснеющая стесняшка? — хрипит низко, словно голос проседает.
Перестаю мять плед, давая ему упасть вниз. Чёрные провалы курсируют за ним, касаясь твёрдых сосков и потяжелевшей груди. Но слишком быстро возвращаются к моему лицу. Коннект даётся сложно обоим. Сбои в работе лёгких и сердца становятся продолжительнее и заметнее. Накрываю ладонями его щёки и проваливаюсь в тёмную бездну.
— Она здесь. Только выросла. Стала женщиной. Твоей женщиной. И она не хочет краснеть и шарахаться от своего мужчины. Она хочет быть достойной его.
Андрюша ловит прядь моих волос. Пропускает сквозь пальцы. Снова ловит. Прижимает к губам.
В волосах нет нервных
Дикий подаётся вперёд. Упирается лбом в переносицу. Наши дыхания смешиваются.
— Она больше, чем достойна. И я не хочу, чтобы она менялась и ломалась. Прогибалась немного, училась подстраиваться — да. Но не старалась стать кем-то другим. Я люблю её такую. Бешеную, психованную, иногда злую и бесящую, иногда стесняющуюся и заливающуюся краской от своих и моих действий и слов, иногда смелую и наглую, нежную и ласковую. Я люблю тебя, Кристина, такой, какая ты есть. Даже в самом начале… Было уже. Сам принять был не готов. Паха видел, Гафрионов видел, а я боялся. Мы стремились друг друга задеть побольнее. Когда я сбежал за тобой в день приезда отца, хотел доломать. Но когда увидел, как тебе больно, впервые шевельнулось какое-то понимание. Взводный потом донёс уже доступнее. — уголки губ дёргаются в невесёлой усмешке. — Ты была для меня под запретом. Табу. Я прекрасно понимал, кто ты и кто твой отец. И не забывал, что я всего лишь обычный солдат. Ты привыкла к роскоши, а дать её тебе я не могу. Не сейчас. Мне двадцать, Крис. У меня всего один курс в институте за плечами. После срочки надо восстановиться в универе, закончить учёбу, потом работа. — я не понимаю, как с соблазнения мы дошли до откровений, но внимательно слушаю каждое его слово. Впитываю скрытое в них отчаяние и сомнение. И понимаю важность его слов. Поэтому слушаю, затаив дыхание. — И про Америку не забывал никогда. Ты правда готова отказаться от учёбы за границей в одном из самых престижных универов мира? От роскоши и власти, к которой привыкла? От своего города, дома, друзей? Ради меня, Крис, готова бросить всё и уехать в глушь, чтобы жить на съёмной квартире или в доме моих родителей среди братьев и постоянного шума? Пойти работать, потому что я не уверен, что потяну сам в таких условиях. Иногда придётся сводить концы с концами. Ты готова к такому?
Его взгляд пронзительно впивается в меня. Сердце сжимается в груди от тяжести его сомнений. Я летала в облаках и мало думала о возможном будущем. Но сейчас понимаю, что до возвращения в Америку у меня всего полтора месяца. До дембеля — три. Что мне делать? Слушать сердце? Или разум? Последний твердит мне научиться терпению, вернуться в Йель, стать успешным, востребованным дизайнером. А сердце… Ему плевать на всё это. И на деньги, и на власть, и на удобство. Оно просто хочет стучать рядом с любимым мужчиной. В богатстве и бедности, в радости и в горе… Лишь бы он рядом.
Рвано втягиваю воздух и только собираюсь сказать, как Андрей прикладывает пальцы к моим губам и просит безапелляционно:
— Не отвечай сейчас, Кристина. Подумай хорошо. Взвесь все «за» и «против». Время ещё есть.
— Это сложно, Андрюш. — выдавливаю вымученно.
— Я знаю. И не давлю на тебя. Просто и ты знай, что я хочу прожить свою жизнь с тобой. И хочу, чтобы ты понимала, на что соглашаешься, если выберешь меня. Я буду стремиться, зарабатывать, тащить, но всё это непросто. И я не имею права просить тебя отказаться от всего. Решать тебе. Я в любом случае приму любое твоё решение. — а я хочу наорать на него за свои негативные эмоции и мысли. Хочу ударить! Вцепиться ногтями в лицо и выть. Но понимаю правоту его слов. — Я люблю тебя до невозможности. И я желаю тебе счастья. Я хочу быть твоим счастьем. Но если ты поймёшь, что оно не во мне…
— Ты отпустишь? — шепчу необдуманно.
Он качает головой и тяжело, шумно вздыхает.
— Никогда. Я буду карабкаться вверх, пока не стану достойным тебя. И я вернусь за тобой. Докажу, что я лучший. Давай сделаем так. Не отвечай ничего ни сейчас, ни потом. Если ты шагнёшь со мной в поезд, то я буду жить для тебя. Если нет, то я всё пойму.
— Почему ты говоришь об этом сейчас? — непонимающе, едва не плача от лёгшими бетонной плитой на грудь слов, выталкиваю вопрос.
— Потому что теперь это уже не игры. Всё серьёзно. У тебя всего два пути. И тебе придётся выбрать. Я даю тебе время. Достаточно времени.