Она - моё табу
Шрифт:
Мобила жужжит так, будто взбесился вибратор на неубиваемых батарейках. Но это почти не проблема, можно игнорировать. Вытягиваю из-под подушки телефон, дабы сбросить вызов, как меня прошивает ледяной молнией. Принимаю вызов невозможно медленно, а к уху подношу и того медленнее.
— Да, мам? — хриплю, ощущая, как в лёгких выгорает кислород.
Я даже не открываю глаз, будто страшная весть от этого останется во сне. Родные никогда не звонят мне среди ночи. Что-то случилось. Что-то ужасное. Слышу, как дрожит мамин голос, когда, сбиваясь на
— Не могу поверить, Андрюша. Я уснуть не могу после… Как же теперь?
Спрыгиваю на пол и босиком выбегаю в коридор.
— Мама… Мам… Успокойся. Что случилось? — выдавливаю, не повышая голоса. — Что-то с папой? С братьями? С Данькой? Не молчи, мам! — срываюсь криком, рискуя перебудить половину казармы, но тупо не справляюсь с эмоциями.
— Сегодня вечером приезжала Алина. Почему ты не рассказал?
Прижав кулак к губам, разрываю слизистую. Кровь пропитывает язык, глуша остальные вкусы. С воем выдыхаю между пальцев и растираю лицо обеими ладонями. Ото сна не осталось и следа, но после мыслей о том, что с кем-то из моих что-то случилось, едва ли можно так быстро отойти. Меня колотит. Не только изнутри. Визуально тоже. Даже пальцы, сука, дрожат.
Из кубриков выглядывают солдаты. По коридору грузным шагом топает Гафрионов, чтобы спалить праведным гневом нарушителя устава. То есть меня. Вот только мне насрать на них всех. Повернувшись к взводнику, больше во взгляд, чем в слова вкладываю.
— Простите, товарищ старший лейтенант. Это очень срочно. Мама звонит, а у них сейчас ночь.
— Дикий, ты мне в последнее время доставляешь слишком много проблем. Дай сюда телефон. — протягивает раскрытую ладонь, но я не спешу вкладывать в неё гаджет. Мне надо узнать, что наговорила родителям Аля. — Дикий. — угрожающе понижает интонации скрипучего голоса.
— Мама, быстро скажи, что случилось. — выбиваю на скорости, удерживая тяжёлый взгляд летёхи.
— Она с младенцем приехала. Сказала, что ты её бросил, как только о беременности узнал. — в застывшей тишине её слова кажутся оглушающими настолько, что я с трудом разбираю последнюю часть. — Теперь мы поняли, почему ты так быстро уехал в армию. Папа разочарован в тебе. И я тоже. Не такого сына мы воспитывали.
— Потом, мам. — сбрасываю вызов и смотрю в глаза Гафрионова потерянно и даже отупело.
Новости настолько расшибли меня, что я забываю о субординации, босых ногах и даже о том, как говорить.
— Пиздец, парень. — сочувственно толкает лейтенант. — Обуйся и в мой кабинет. Есть разговор.
Разговор? Пусть хоть на казнь меня ведёт. Если родители не верят мне, говорят, что разочарованы, пусть я и признался, что расстаться было решением Завьяловой. Только о том, что предложение ей сделал, умолчал. Я тоже только что разочаровался в людях. Я больше не верю, что самые близкие никогда не предадут и всегда будут на твоей стороне. Но сильнее всего контузит мысль, что у меня есть ребёнок, которого я не хочу даже знать.
Глава 21
Почему
— Наконец-то! — практически ору в трубку, как только проходит соединение. Останавливаюсь, перестав мерить шагами периметр забора. Я тут уже час шатаюсь и вишу на телефоне, стараясь дозвониться до Андрея или Пашки, но входить не рискую, чтобы в коем-то веке не создавать проблем. — Где Андрей? Я второй день не могу до него дозвониться. Скажи, что он не морозится от меня, потому что я опять где-то накосячила.
Друг тяжело вздыхает и вполголоса выбивает:
— Крис, я сам ни хера не знаю. Вчера утром ему кто-то позвонил, потом Андрюху увёл Гафрионов, и больше я его не видел. У взводника спрашивал, но он сказал, что это не моё дело, но париться не стоит.
— Кто позвонил, Паш? — выталкиваю потеряно, неотрывно глядя, как из части выходят военные.
— Кажется, мама. Но я не уверен. Подробностей не знаю.
Подмяв губы, прикрываю глаза и вынуждаю себя успокоиться, а не требовать от Пашки ответов, которых у него нет. Убираю телефон от уха и глубоко вдыхаю. Медленно выдыхаю сквозь уголок губ. Делаю так несколько раз и возвращаю хрупкое спокойствие. Только побитое сердечко продолжается колотиться в сдавленной тисками груди.
— У тебя есть номера его родных? — выпаливаю не слишком уверенно.
На данный момент не понимаю, что буду с этим делать. Мне просто необходимо узнать, что произошло. А вдруг с его близкими что-то случилось, и Андрюшу отпустили домой? Мне просто надо знать, что с ним всё в порядке, а между нами всё хорошо.
— Крис, только не говори, что ты собралась допытываться у Дюхиных предков. А что, если у них какое-то горе, а тут ты?
— Паш, если случилось что-то подобное, то я имею право знать. — почти шепчу от накатывающей паники.
— Утихомирь свой эгоизм, Царёва. Только тебя им не хватало с расспросами.
— Я не собираюсь расспрашивать. Я хочу поддержать своего парня. Пожа-а-алуйста, Пашка. — тяну с мольбой.
— Ладно. Только поклянись, что никакой херни не наговоришь.
— Клянусь на мизинчиках. — выбиваю воодушевлённо.
Эта фишка у нас с Макеевым сохранилась с того возраста, когда я только научилась разговаривать, и выросла вместе с нами. Клятву на мизинчиках нельзя нарушать ни за что на свете. Если кто-то это сделает, то нашей многолетней дружбе сразу настанет конец.
Я не привыкла долго мяться и готовиться к сложным решениям. Поэтому, как только приходит сообщение с номером телефона и подписью «Виктор. Папа», сразу нажимаю кнопку вызова.
Меня потряхивает на каждом длинном гудке. Мне до ужаса страшно услышать голос мужчины, воспитавшего парня, в которого я влюблена. Даже не знаю, что буду ему говорить.
— Да, слушаю. — раздаётся ровный тон, а у меня вдруг спирает дыхание и пропадает возможность говорить.
Прочищаю горло и примешиваю в интонации доброжелательную улыбку.