Она моя
Шрифт:
Злит уже не просто то, что Януш смеет говорить что-то о Кате. То, что он пытается управлять моими эмоциями и играть моим отношением к ней. То, что он, мать вашу, замахнулся вырвать ее у меня из груди, тогда как даже я сам не в силах ее у себя отобрать.
— Заткнись и вали, Ян, — выдыхаю жестко, тихо и медленно.
— Считаю, ее нужно включить непосредственно в процесс. Тогда сразу прозреет. Может, даже подобреет. Спесь свою королевскую скинет. Не хер там сидеть с постной миной. Потоцкий, если и зацепится за нее взглядом, подойти не решится, — все это выдает между делом, не прекращая натирать полотенцем шею и собирать свои манатки. Хотя на мгновение он все же останавливается. Смотрит на меня с видом, будто гениальную идею
Давая выход скопившемуся гневу, действую исключительно рефлекторно. Удар приходится Яну прямиком в нос и незамедлительно сбивает его с ног. Громко крякнув, растягивается на влажном кафеле в форме звезды. С дрожащим стоном вскидывает ладонь и пытается остановить заливающую лицо кровь.
— Ты сломал мне нос, — гундосит с изумлением.
Поражение Яна, безусловно, такое же отрешенное, как и все остальные его эмоции. Но удивляться, на самом деле, есть чему. Никогда ему от меня не прилетало. Выбить меня из равновесия до недавнего времени было невозможно. А просто так решать вопросы кулаками — не мой стиль.
— Стоило сломать тебе его еще во Франкфурте, когда ты оставил Катерине ключи и сдал той твари мой адрес, — выдохнув это, шагаю мимо распростертого тела брата к выбежавшей из раздевалки девчонке.
— Что случилось? — испуганно шепчет Катя, влетая мне грудь.
— Порядок, — сжимая хрупкие плечи, не позволяю заглянуть себе за спину. — Пойдем. Перекусим, пока Януш соберет свои кости и уберется на хрен.
Взяв ее за руку, веду обратно на этаж выше. Веду неторопливо и, кажется, будто спокойно. Словно внутри меня в эту секунду не происходят новые смещения каменных плит. Словно ничего критического не происходит. Словно я в это самое мгновение не подбираюсь к пониманию, что мы с ней медленно и неотвратимо летим с обрыва.
Глава 15
Естественно, в моей голове роятся сотни вопросов. Почему он называет своих родителей, пусть и не биологических, по именам — Сильвия и Виктор? Почему, в отличие от Федора, Элизы и даже дубины Януша, всегда как будто особняком держится? Почему мы приехали в этот дом? Почему третий день не идем в чертову «Комнату желаний»? Почему он прогнал Януша? И, наконец, за что он его ударил?
В последние дни Тарский излучает какую-то особо мрачную энергетику. Не то что говорить, нет сил смотреть на него. Я все еще пытаюсь собрать обломки своего разбитого сердца, но оно раскрошилось в мелкую крошку, как стекла того самого автомобиля во время аварии. Раскрошилось и рассыпалось по всему телу, раня и причиняя боль при каждом движении.
Я просто учусь с этим жить. Хочу так же смеяться, радоваться простым мелочам, мечтать и верить в хорошее. Иногда, несмотря на притаившуюся в глубинах души грусть, у меня все получается. А потом появляется Тарский, и будто черная туча затягивает собой яркое солнце и безмятежное небо.
Когда мы после легкого перекуса возвращаемся с Таиром к бассейну, никаких следов крови, к счастью, не обнаруживаю.
У бортика приходится снять халат. Не сидеть же в ожидании теплового шока. Вот только оказавшись перед Гордеем в купальнике, мне вдруг хочется сжаться в крохотную точку и исчезнуть. Сама себя ругаю за это нелепое смущение. К чему сейчас,
— Не входи в воду пока. Я переоденусь и вернусь.
Хочу возразить, что я не ребенок. Но опять же не решаюсь с ним сцепляться. Знаю, что сейчас сил не хватит тягаться. Молча киваю и усаживаюсь на кушетку. Обхватывая себя руками, радуюсь, что таким образом можно хоть немного закрыться.
Гордей возвращается быстро.
Цепенею, теряя способность дышать, пока он идет ко мне в одних лишь коротких плавательных шортах. Невозможно не замирать перед этой движимой силой. Ноги, руки, плечи, грудь, шея — все мощью налитое. Всего его хочется касаться… Опять эти глупые мысли… Очень-очень глупые мысли!
Ругаю себя и отворачиваюсь.
Зачем привез сюда, где мы совсем одни? Не хочу так…
— Сюда иди, — перебивает все мои установки. Машинально вскакиваю на ноги. И вновь себя ругаю. Торможу после нескольких шагов. Не обязана нестись к нему, словно собачонка! В груди возрождается злость. — Катя, — то ли зовет, то ли авансом предупреждение выносит. Приглушенно так, с рокочущими нотками. Взгляд из-подо лба. Ждет.
Невыносимый человек!
Опуская взгляд, подхожу и замираю, стараясь не дышать и не смотреть на него. Только совсем ведь не ослепнешь. В поле моего зрения находятся рельефный живот и… шорты. Не мое дело, конечно… Но у него эрекция.
Черт возьми…
Шумно выдыхая, чувствую, как вспыхивают щеки.
— Забирайся в воду.
Стой тут… Иди сюда… Сделай это…
Бесит! Но я решила игнорировать все эмоции, даже злость. Не идут они мне на пользу. Чаще всего откровенно вредят.
Подхожу и молча прыгаю. Едва вода смыкается над головой, сердцебиение учащается. В кровь выбрасывает смесь каких-то гормонов. Это все инстинктивное, так-то я не волнуюсь. Спокойно выныриваю и нахожу глазами Тарского. Заметила, что он вошел в воду за мной. Сейчас держится достаточно близко, но некую дистанцию все же сохраняет. И все равно это происходит… Мне вдруг кажется, что пространство вокруг нас сужается до крохотной коробки, внутри которой скоропалительно заканчивается живительный кислород.
Гордей движется ко мне. Я неосознанно отступаю. Отплываю до тех пор, пока спина и ягодицы не касаются стенки бассейна. Прижимая к кафелю ладони, громко вздыхаю, и Таир застывает, оставляя между нами около полуметра. Его взгляд становится жестче, словно я его разозлила. Чем?
— Зачем тебе верховая езда?
Я не сразу могу ответить.
— Просто, — роняю так неуверенно, что сама в своей адекватности сомневаюсь.
Гордей не сводит с меня взгляда, и мне из-за этого все труднее дышать. Вцепляется так, что я пошевелиться боюсь.
— Чем ты все-таки планируешься заниматься, когда вернешься в домой?
— Тем, чем занималась до отъезда, — выдаю практически шепотом. — Продолжу учебу.
— Зачем тогда все это? Рисование? Верховая езда? Ты говорила о каких-то курсах. Что выбрала?
Только сейчас понимаю, зачем он привел меня в бассейн. Потому что я упоминала когда-то, что хочу пойти на плавание.
— Пока нет… Нужно ведь чем-то занять время… Кроме того, — беру небольшую паузу, чтобы определиться относительно правильности такой откровенности. Не нахожу решения и все же продолжаю. — Моя мама это любила. Есть вещи, которые я делаю, чтобы помнить ее, быть ближе, улавливать ее настроение… Потому что она не была плохой. Не была! Ненавижу, когда о ней говорят плохо. Тетя Люда и папа — они ошибаются. Они о ней ничего не знают… — спохватившись, резко обрываю свою исповедь. — Прости, я заболталась. Тебе, конечно, все это неинтересно. Я не умею говорить тезисно, как ты. Прости, прости, — тяжело сглатывая, опускаю взгляд.