Они будут жить с нами
Шрифт:
Я прикусила нижнюю губу.
– Мне не очень удобно вот так вот вторгаться в твое пространство и мешать привычной жизни… Но мне и впрямь некуда идти.
– Что за глупости? Никаких вторжений! Мы же друзья и обязаны друг другу помогать.
Она вскочила из-за стола, взяла лежащий на нем телефон.
– Какие-то продукты в холодильнике есть – посмотри, может, что сготовишь для Никитоса. Вечерком еще пожрать куплю. А сейчас у меня встреча. – Она загадочно улыбнулась. – Потом расскажу, как и что.
И она упорхнула в прихожую, где, выудив из
Проводив подругу, я взяла сумку и пошла к сыну, чтобы начать обустраиваться на несколько ближайших дней.
Когда раздался звонок в дверь, я вздрогнула и сонно взглянула на часы. Неимоверно хотелось лечь и провалиться в небытие. Сказывались дни, наполненные нервным напряжением, когда даже сквозь сон я постоянно прислушивалась к тому, что происходило в квартире.
А сейчас, когда удалось загнать тревоги поглубже, усталость взяла верх и я буквально отключалась от реальности.
– Я сейчас, – сказала сыну, который собирал и разбирал свои любимые Лего для малышей.
Вышла в прихожую и взглянула в глазок. Обнаружила по ту сторону Николая, что меня, кажется, даже не удивило. Я знала, что муж рано или поздно появится на пороге Дарининой квартиры. Что ж, прибыл он весьма даже быстро.
– Что тебе нужно? – чуть приоткрыв дверь на цепочке, спросила у Коли, который, поняв, что я на месте, выдохнул с облегчением.
– Я за вами с Никитой, – сказал он, не предпринимая попыток, например, распахнуть дверь шире.
Что у него наверняка бы получилось, потому что цепочка была хлипкой преградой.
– Мы не собираемся возвращаться домой. По крайней мере, до тех пор, пока там живут Кира и ваши дети.
Глаза Николая сверкнули недовольством. Впрочем, высказывать его он не стал. Смиренно кивнул и вдруг ошарашил:
– Для того я и пришел. Ты права – приводить их к нам домой было глупой затеей. Я извернусь и найду денег на аренду и залог. Завтра же они съедут и все вернется к тому, как было.
Он говорил это, а я ловила себя на мысли, что не верю в настолько хороший и скорый исход этого дела. Но если это правда… У меня будет возможность спокойно пожить в той квартире, которую считала родным домом, и подготовиться к самостоятельному существованию без мужа.
– Хорошо. Я подумаю, – сказала Николаю. – Завтра созвонимся и, если ты действительно переселишь куда-то свою первую семью, мы с Никитой, возможно, вернемся.
Сказав это, я попыталась закрыть дверь, но Коля не дал мне этого сделать – выставил ладонь и придержал ее.
– Вы – моя единственная семья, Насть… Ты и наш сын.
Он говорил это с жаром, вновь превращаясь в того мужчину, за которым, как мне казалось, я была, как за каменной стеной.
– Вот и докажи это, Лаврентьев, – сказала безапелляционно. – А сейчас я просто хочу отдохнуть.
Все же закрыв дверь, я заперла ее на все замки и вернулась к сыну. Если мой уход приведет
Резко сев на постели, я заморгала, пытаясь понять, что происходит. Чудилось, что случилось какое-то нападение – настолько громко кто-то барабанил то ли в стену, то ли в дверь. Рядом, с плачем, которого я ни разу у него не наблюдала, подскочил Никитка. Заголосил от ужаса, а мое материнское сердце тут же стало вторить этому реву бешеным стуком.
– Тише-тише, это просто в дверь стучат, – попыталась я успокоить сына. – Я сейчас посмотрю, кто это.
«Стук» представлял собой просто адовую барабанную какофонию, которую наверняка было слышно даже в соседнем подъезде. Как только он прекратился, ему на смену пришли ругательства. Кричал какой-то мужчина, видимо, из числа любовников Дарины.
Сама она так и не приехала домой ночевать, потому я не представляла, что мне делать.
– … не откроешь, ***, сейчас я к друзьям смотаюсь и дверь выломаю. А потом *** тебя так, что ты сидеть не сможешь неделю!
Он ругался так грязно, что у меня от испуга к горлу ком подкатил. Я быстро выглянула в глазок – за дверью стоял огромный мужик с бородой. Он чуть пошатнулся, видимо, был пьян, и я отпрянула вглубь квартиры, к так и продолжающему истошно плакать Никитке.
Снова раздался стук. Показалось, что внушительная металлическая дверь не выдержит и сначала пойдет трещинами, а потом рассыплется в труху. Мужик что-то кричал снова, вроде угроз спилить замки болгаркой, если Дарина не откроет сейчас же.
Разумеется, все, что я могла себе в данный момент позволить – сидеть тихо, как мышка. И прижимать к себе сына в бесплодных попытках его успокоить.
– Тише-тише… сейчас он уйдет, а мы с тобой – домой, – шептала я Никите, что вцеплялся в меня с такой силой, словно хотел стать моей частью.
– Хоч-ч-чу к п-папеееее, – то ли простонал, то ли провыл сын.
Когда он это сказал, мое и без того израненное сердце закровоточило еще сильнее. А понимание, что я в ловушке, из которой пока не выбраться, отравило разум окончательно.
Похватав наши немногочисленные вещи, которые до этого разложила, я запихнула их в сумку и скомандовала сонному Никите:
– Быстро одеваемся. Сейчас он уйдет и отправимся домой.
Просить сына дважды было не нужно. Он живо начал натягивать штанишки и рубашку, приготовленные на завтра. Всхлипывал, растирал личико руками, но послушно одевался. А у меня сердце каждый раз, когда смотрела на Никиту, захлебывалось от жалости.
Наконец стук и крики прекратились. Я вновь выглянула в глазок – за дверью никого не было. Подошла к окну кухни, погруженной во мрак, посмотрела на улицу, спрятавшись за занавеску. Мужчина вышел из подъезда, постоял немного, всматриваясь в окна Дарининой квартиры, после чего, сунув руки в карманы, ушел прочь размашистым шагом.