Они были не одни
Шрифт:
— Я так и думал, что сегодня нам предстоит большое дело! — в радостном возбуждении воскликнул он. — Поручи мне, я подожгу!
Гьика протянул ему полено с воткнутыми в него тряпками.
— Держи крепко! Я зажгу полено, а ты бросишь его в окно… И тотчас же отправишься на свой стан, а я — домой! Только смотри, не проболтайся! — предостерег его Гьика.
Не выходя на дорогу, они пробрались вдоль изгороди, за которой находились владения бея, и подкрались к башне.
Их сердца бились учащенно. Пот выступил на лицах. Гьика прислушался. Из второй комнаты доносился громкий храп обоих кьяхи, спавших тяжелым сном пьяных.
Не теряя времени,
После этого они перемахнули через одну изгородь, через другую и, не произнеся ни слова, пожали друг другу руки и разошлись: Бойко направился к своему стаду, а Гьика — домой. Ни тот ни другой не смели обернуться назад. Где-то поблизости проревел осел, несколько раз пролаяла собака, и потом снова воцарилась полная тишина.
Придя домой, Гьика взял из кладовой лампу и поставил ее на прежнее место у изголовья жены. Затем лег у двери и накрылся буркой.
Только теперь, под крышей своего дома, рядом с родными, он почувствовал себя в безопасности, уверился, что никто их не видел. Теперь он дожидался результатов… Ждал, что вот-вот проснется всполошенное село. Переворачивался с боку на бок и никак не мог найти удобного положения. Ложился и на спину, и на живот — ничего не помогало. У него возникли мучительные опасения: а что если огонь перекинется и на дом Шоро, находящийся вблизи от башни?.. А от дома Шоро рукой подать до дома Зарче… Потом — дом Бойчо… Глядишь, и запылает все село!.. И кто, окажется, все это устроил крестьянам? Гьика, их друг Гьика, а не Леший, не бей!..
— Великий боже! Если случится такая беда, не оставь меня в живых! — пробормотал он. Холодный пот выступил на всем его теле. Как тяжелы, как мучительно долги эти минуты ожидания!..
Где-то в отдалении раздались ружейные выстрелы.
Гьика весь сжался под буркой: вот они, первые вестники того, что он совершил.
— Пожар! Пожар! — донеслись издалека голоса.
Ндреко проснулся, встревоженно подбежал к окошку, открыл его и выглянул на улицу. И что же он увидел! Пламя и клубы дыма над башней бея!
— Гьика, вставай! Башня горит! — крикнул старик. Он и сам не знал: ужасаться ему или радоваться.
Гьика тотчас же сбросил с себя бурку и подбежал к окну.
— Какое пламя, вот ужас! — проговорил он, подобно отцу, плохо отдавая себе отчет в овладевшем им чувстве. Но сердце его забилось еще сильнее, и, конечно, причиной тому — охватившая его радость. Гьика не мог больше оставаться в хижине и вышел во двор. Прислонившись к столбу, подпиравшему навес, он устремил взгляд на далекое пожарище: огненные языки вырывались из башни бея, над ней клубился черный дым.
Это зрелище напомнило Гьике старую сказку про дракона, которую ему в детстве рассказывала бабушка:
«В те времена, как и ныне, жили и кьяхи и беи!.. И жил в те времена посреди озера дракон — огромный змей, величиной с гору; пасть у него была шириной с пещеру в Косорнике; зубы — как колья в изгороди. Этот дракон каждое воскресенье съедал двух девушек и двух юношей из села — двух невест и двух женихов, — таких красивых, ну, просто загляденье! Полакомившись этими двумя парами, дракон позволял крестьянам — один только раз в неделю — набрать маленькое ведерко воды! Так и повелось: молодых и сильных дракон пожирал, а старики и дети, изможденные, похожие на скелеты, бродили по селу, изнывая от жажды. И это продолжалось до тех пор, пока в один
Вспомнил эту сказку Гьика, и само собой напросилось сравнение: дракон — это бей, село, где свирепствовал дракон, — его родное село Дритас, а герои, убившие дракона, — это он с Бойко. Языки пламени, густой дым — это черная душа бея.
От объятой пламенем башни бея осветилось все село.
— Так светло у нас в селе будет всегда, когда из него исчезнут беи! — прошептал Гьика и полной грудью вдохнул воздух наступающего утра.
Великую радость ощутил он в сердце, радость, подобную той, какую некогда чувствовал герой старой сказки, умертвивший дракона.
«Прав был Али, когда утверждал, что нет большего счастья, как служить народу и приносить себя в жертву ради блага народного!» — с любовью и благоговением вспомнил он своего учителя в это раннее утро, утро его победы.
Обуреваемый радостью, он смотрел на горящую башню, вокруг которой толпились крестьяне. Они напомнили ему тех самых крестьян из сказки, которые с пением и плясками устремились к забившим из земли источникам и пили из них, пока не утолили своей давнишней жажды… А эти крестьяне — разве они не радуются бедствию, которое постигло их дракона — бея?
Все жители села поднялись на ноги и с ведрами в руках бросились тушить пожар. Гьика и Ндреко тоже пошли туда.
Было безветренно, и поэтому ни одна искра не попала на крыши хижин Шоро и Зарче.
Когда окончательно рассвело, стало ясно видно, какие разрушения причинил пожар: комнаты, где находились мешки с зерном, антресоли над ними и часть крыши — все это сгорело дотла. Уцелела лишь задняя часть башни, потому что подоспевшие крестьяне, понукаемые рассвирепевшими надсмотрщиками, сумели здесь справиться с огнем.
Леший, с взъерошенными волосами, с пеной на губах, с лицом, испачканным сажей, носился взад и вперед совсем обезумевший и ревел, как раненый бык.
— Что я теперь скажу бею?.. — и колотил себя по лбу.
Яшар проявил больше хладнокровия: не забыл дать распоряжения относительно обеда; сегодня угощение должно быть приготовлено на славу, так как к ним в Дритас для следствия о пожаре не замедлят пожаловать начальник общинного управления и окружной полицейский инспектор.
У Гьики сияли глаза: ведь ни одной искры не упало на крыши домов Шоро и Зарче, а поручение Али, которое было и его собственным долгом, выполнено полностью!