Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный

Хантер Эван

— Алло? — ответил голос матери.

— Мам?

— Роджер? Это ты?

— Я, мам.

— Где ты?

— В городе.

— Все продал?

— Да, мама.

— Сколько получил?

— Сто двадцать два доллара.

— Это больше, чем мы рассчитывали, верно?

— На сорок восемь долларов, мам.

— Да. Очень хорошо, сын.

— Это потому, что пошел в то новое место. Я тебе говорил о нем. В декабре еще заметил, когда тут был перед Рождеством, — помнишь?

— В центре? В Куотере?

— Да,

да. Знаешь, сколько мне дали за салатники, мама?

— Которые? Большие?

— За всякие.

— И сколько же он дал, Роджер?

— Я ему продал дюжину больших по полтора доллара, мам. Куда лучше, чем мы у себя продаем.

— Я знаю. А он надежный закупщик?

— Еще как, он ведь будет их продавать еще дороже, мам. Не удивлюсь, если за большие он будет брать по три, и то и по четыре доллара.

— А маленькие? Почем он их взял?

— Да он взял только полдюжины. По доллару. — Роджер сделал паузу. — А дома-то мы их продаем по семьдесят пять центов.

— Я знаю, — сказала мать и засмеялась. — Вот я и думаю, что тут мы больно дешево все продаем.

— Так-то оно так, но покупателей у нас маловато.

— Это так. Когда возвращаешься, сын?

— Я тебе послал сто долларов почтовым переводом, мама. Жди их завтра, хорошо?

— Хорошо. Когда ты возвращаешься?

— Я еще не знаю.

— То есть как?

— Ну, у меня тут…

— Что ты хочешь сказать — «еще не знаю»?

— Когда вернусь, — сказал Роджер, и в трубке стало тихо. Он ждал. — Мам? — позвал он.

— Я слушаю.

— Как… Э-э… как Бадди?

— Все хорошо.

— Мам?

— Да?

— Насчет… насчет возвращения…

— Да?

— Я, правда, не знаю когда.

— Я это уже слышала.

— Ну, мне тут еще кое-что нужно сделать.

— Что именно тебе еще нужно сделать? — спросила мать.

— Ну… — и замолчал.

— Да?

— Но Бадци-то с тобой? — спросил он.

— Бадди еще мальчик.

— Мама, ему двадцать два года.

— Вот именно.

— Я и сам не намного старше его, мама. — Пауза. — Мне только двадцать семь. Еще не исполнилось.

— Это уже мужчина, — сказала она.

— Я не понимаю…

— Это уже мужчина, — прервала она его.

— Да просто я еще не знаю, как сложится. Поэтому и отправил тебе деньги по почте.

— Спасибо, — холодно сказала она.

— Мам?
–

— Что?

— Ты обиделась?

— Нет.

— У тебя такой голос, что да.

— Нет, не обиделась. Мой старший сын бросает меня одну среди лютой зимы…

— Мама, Бадди же с тобой!

— Бадди — мальчишка. Кто будет заниматься лавкой, пока тебя нет? Ты знаешь, я себя неважно чувствую, шаешь, что я…

— Мама, с этим ничего нельзя поделать.

— С чем нельзя поделать?

— С

тем… что мне нужно сделать.

— С чем именно?

— Мама, наверное, если бы я хотел тебе сказать, я бы давно сказал.

— Не груби мне, — прервала она его. — Для меня ты нс такой взрослый, чтобы с тебя нельзя было бы спустить штаны и выпороть.

— Извини, — произнес он.

— Так что же случилось?

— Ничего.

— Роджер…

— Ничего! — сказал он резко. — Извини, мам, ничего не случилось.

Ответом была тишина.

— Я тебе сообщу, — сказал он и повесил трубку, прежде нем она смогла что-то ответить.

ГЛАВА III

Человеку, прижавшемуся у входа в соседний с кондитерской дом, было, вероятно, столько же лет, что и Роджеру. Он был высок, худ, лицо в рыжеватой щетине. Он был в сером пальто, перчаток и шляпы на нем не было. Мертвенно-белая рука придерживала поднятый воротник. Другая рука была засунута в карман. Он смотрел на бегающих мимо старшеклассников, когда Роджер вышел из кондитерской.

Поравнявшись с ним, Роджер почувствовал, что внимание парня переключилось на него. Тот отклеился от двери и спустился по ступенькам, окликнув Роджера негромким «эй». Роджер остановился и ждал. Парень шел к нему праздной походочкой, без угрозы, приятно улыбаясь.

— Что-нибудь ищете? — обратился он к Роджеру.

— Нет, — ответил Роджер.

— Вы, по-моему, неместный, верно?

— Да.

— Я подумал, что, может быть, вас сюда послали.

— Зачем? — удивился Роджер.

— Да мало ли… — Парень зашагал рядом с ним. — Только скажите, что. Все есть.

— Да мне ничего не нужно.

— Женщину нужно?

— Нет, я…

— Цвет? Белую, черную, коричневую? Загорелую? Даже желтую… Только скажите. У нас их тут полна улица, на любой вкус.

— Нет, мне не нужна женщина.

— Может быть, больше нравятся маленькие девочки? Возраст? Девять, десять, одиннадцать лет? Говорите.

— Нет, — сказал Роджер.

— Что же тогда? Наркотики?

— Наркотики?

— Героин, кокаин, морфий, опиум, кодеин, демерол, бензедрин, марихуана, фенобарбилат, алое сердечко, белые шарики — только скажите.

— Спасибо, нет.

— Что же вам нужно? Оружие? Хату? Алиби? Отмазаться? Только скажите.

— Мне бы чашечку кофе, — сказал, улыбаясь, Роджер.

— Ну-у, чего проще… — человек пожал плечами. — Вот чудак вы. Встретили волшебника, я готов три ваших любых желания исполнить, а вы просите чашку кофе… — Он опять пожал плечами. — Вон, за углом. Кофе и прочее. Лучшее и округе.

— Ну, хорошо, — согласился Роджер.

— Я, пожалуй, с вами, — предложил человек.

— Что это нынче утром все хотят со мной? — спросил Роджер.