Они слышат. Сборник рассказов
Шрифт:
Бабушка тоже не переставала говорить, пока давила ладонью на лоб захлебывающейся Тони.
Тоня плохо помнила, как они нашли в лесопарке это чертово болото.
Зато хорошо помнила костлявые пальцы, впившиеся в плечи мертвой хваткой, и землю, ушедшую из-под ног.
В следующую секунду густая жижа залила Тоне рот, превратив крик ужаса в кашляющий писк. Тоня забарахталась, пытаясь выбраться, но сверху навалились бабушкины руки – страшные, жесткие, когтистые, – и начали погружать ее в податливую грязь.
Над Тониной головой зазвучало бормотание,
Как вдруг давление рук исчезло. Тоня мгновенно перевернулась, нащупала ручонками твердую поверхность под толщей грязи, перевернулась и наконец-то сделала жадный вдох. Далеко позади слышалась череда высоких истерических звуков, но Тоня, не обращая на них внимания, поднялась и побежала так быстро, как ей только позволяла достающая до колен грязь.
– Сто-о-о-ой! – взревел за ее спиной бабушкин голос, но Тоня даже не обернулась.
Две большие ноги зашлепали по грязи. Девочка с ужасом поняла, что сумасшедшая старуха пустилась за ней в погоню, и в последнем отчаянном рывке вырвалась из грязевой лужи на твердую почву. Она уже приготовилась бежать со всех ног, прямо в темноту леса, не разбирая дороги… Как вдруг послышался шумный всплеск и тихий, – но отчетливый, слышный поверх отчаянного биения сердца и мешанины прочих звуков, – хруст.
В тот же миг злой бабушкин вопль оборвался.
Тоня обернулась.
Бабушка лежала посреди лужи, смешно вытянув руки и ноги. За одной из ног по кромке грязи тянулся длинный скользкий след. Из ее лба торчал вверх витой обломок железного стержня. Измазавшая его кровь казалась черной в лунном свете. Тонкая тень трещиной пересекала бабушкино лицо, которое наполовину выглядывало из грязи, глядя на Тоню одним остекленевшим глазом.
Глаз смотрел с укором.
Позади бабушки какая-то незнакомая тетя привязывала истерически лающую собаку к остову канализационного люка, вылезшего из-под земли.
– О господи ты боже мой! О господи ты боже мой! – словно заевшая пластинка всхлипывала тетя, подбегая к Тоне, оцепеневшей под стеклянным взором бабушкиного глаза.
Потом были тетины причитания, бесконечный собачий лай, рука с красным лаком, стискивающая грязную Тонину ладошку, мелькающие деревья, которые вскоре сменились городскими фонарями. Потом блеск сирен, голоса милиционеров, снова бесконечный собачий лай, смертельно бледное лицо папы, белая машина скорой…
И мертвый, немигающий, полный упрека бабушкин глаз, чей взгляд, казалось, до сих пор упирался в Тонину спину – несмотря на то, что
Уже будучи взрослой, она узнала, что небольшое болотце находилось прямо над перекрытием старых канализационных каналов, проходящих через лес. Только благодаря этому Тоня смогла выбраться из трясины, нащупав под ней твердый бетон. Она часто думала, что это крайне иронично – канализация помогла ей сохранить жизнь, отравленную паническим страхом перед грязью.
А еще она не знала, жалеть ли о том, что часть каркаса из железных прутьев, вытащенная наружу временем и разогнутая какими-то хулиганами, убила ее ненормальную бабушку.
Один из психотерапевтов Тони только и занимался тем, что спрашивал ее: «Ты ведь понимаешь, что в этом нет твоей вины?».
Пятый, кажется.
Первым был детский психолог. Тоню отвели к нему после того, как ее начало рвать при каждом заходе в школьную столовую. В семь лет у нее не получилось внятно объяснить, что смесь пищевых запахов напоминала ей вонь бабушкиной ночнушки.
Первого настоящего психотерапевта родители наняли после Тониного обморока в общественном туалете. От него Тоня узнала слово «мизофобия».
К последнему психотерапевту, проводившему сеансы в режиме онлайн, Тоня обратилась сама, когда обнаружила, что уже два года не может заставить себя выйти из квартиры.
Она неплохо держалась в период с двадцати двух до двадцати пяти лет. Терапия и медикаменты притупили ее паническую боязнь грязи, позволили вести какую-никакую социальную жизнь. Тоня даже начала встречаться с парнем.
Из-за этого все и пошло насмарку.
При попытке вступить с ним в близость Тоню накрыл невероятно сильный приступ. Она терпеливо принимала его слюнявые губы и потные пальцы – но не выдержала, увидев руку бойфренда, которой тот орудовал у нее между ног.
Его рука была покрыта липкой слизью.
Слизью, которая пахла чем-то, напоминающим запах бабушки.
Тоню вырвало прямо на грудь опешившего парня.
На следующий день она отправила ему короткое сообщение: «Нам лучше расстаться». Бедолага потом долго пытался до нее дозвониться.
Она не отвечала.
Она думала про мерзкую липкость между своих ног. Она думала о том, что это бабушка вытекала из нее. Психиатры обещали освободить ее, но от бабушки нельзя было освободиться – она уже пропитала все Тонино нутро насквозь.
Тоня вспоминала коричневые мазки нечистот на бабушкиных лапах, когда смывала за собой в унитазе. Она думала о бабушкиной слюне, когда ела склизкую овсяную кашу. Вспоминала хлюпанье грязи, шлепая ботинками по зимней слякоти и затекающую в рот теплую жижу, когда слышала журчание весенних ручейков. О бабушке ей напоминали запахи пота в автобусе, запахи бомжей на остановке, запахи гниения у помойки, случайные запахи в метро, привычные запахи в подъезде.
Бабушка была везде, повсюду, просочилась, куда только можно, даже в романтические отношения, на изнанке которых таились пот, слизь и слюни.