Only you

Палла Иоланта

— Капучино без сиропа и сахара, — говорю, понимая, что отказываться бесполезно, а мажор кидает стаканчик в урну и принимается жать на кнопки, — что произошло ночью?

— Я тебя поцеловал.

Спокойно произносит наглец, а я рот открываю. Я только начала забывать о том, что Никита украл мой первый поцелуй, и вот на тебе! Что я, собственно, ожидала? Что он забудет? Нет, конечно. Это же Баринов.

— Я про другое, — пытаюсь мягко перевести тему, — как ты здесь оказался?

— Держи, — Никита подает мне большой стакан кофе, на который я смотрю и начинаю злиться, ведь

он почему-то не спешит отвечать на вопросы, — довезли.

Баринов забирает свой напиток и уверенно шагает к одному из стульев, прикрученных к полу. Пытается уверенно шагать, но хромает, вызывая у меня внутри неуместную волну жалости. С чего бы? Даже головой потрясываю, чтобы прогнать прочь это чувство, но попытка оказывается неудачной.

— Кто довез?

— Не знаю, — Баринов пожимает плечами и кривится, устраиваясь на стуле, вытянув пострадавшую ногу перед собой, — мужик какой-то на ГАЗели. Имя не спрашивал. Не в том состоянии был.

Никита опять хмурится, а я жду продолжения. Какая связь между пропажей Лемишева и исчезновением Баринова? От досады кусаю губу изнутри, предполагая, что мажор вряд ли расскажет мне подробности своего ночного приключения.

— Так повеселились?

— Ага, — кивает Баринов, отводя взгляд в сторону, и отпивает кофе, пока я верчу свой стаканчик в руке, — зачетные посиделки были. Ты зря ушла. — Снова смотрит на меня, заставляя кусать губы из-за внезапного приступа волнения. — Возможно, сама бы меня поцеловала, — нахально улыбается, хотя глаза остаются серьезными, — если бы увидела, как лихо я веселюсь.

Соврал и бровью не повел, на что я усмехнулась. Почему не хочет говорить, где он был все это время? Ребята сказали, что к костру Никита не возвращался.

— И почему ты в больнице?

— Разве не очевидно?

С неким удивлением указывает на забинтованную ногу. Одежда на нем другая. Успел переодеться. Хмурюсь. Мозг отказывается работать. Совсем. Особенно когда Баринов улыбается. Не так, как обычно, а как-то грустно что ли. Пьет кофе и кивает на мой стаканчик.

— Пей, а то остынет. Станет не таким вкусным.

— Что с твоей ногой?

— Не будешь теперь любить меня хромого?

Строит расстроенную моську, и мое раздражение испаряется, словно его и не было. Еле сдерживаю улыбку, игнорируя высказывание.

— Так, — наконец-то делаю глоток кофе, чтобы замаскировать свои бешенные эмоции, которые меня накрывают, а сердце лихо скачет через препятствия, — что с ней?

— Небольшая травма, Вась, — пожимает плечами Никита, а я фырчу от недовольства, ведь не слышу от него никакой конкретики, — скоро заживет.

Киваю, хотя на языке вертятся и другие вопросы. Только вряд ли Баринов на них ответит.

— Лемишев в одной из этих палат, ты знаешь?

Внимательно всматриваюсь в умелый покерфейс Никиты, но тот удивленно поднимает брови, не выдавая своих эмоций. Мастер лжи…

— Серьезно? А что случилось?

— Я у тебя хотела узнать, что произошло?

Баринов открывает рот, но тут же его закрывает. С мученическим видом поднимается со стула и оказывается рядом со мной. Серьезный. Взгляд задумчивый. Мне становится не по себе.

— У пацана

сотряс, — говорит и прокашливается, глядя на стаканчик с кофе, пока я свой сжимаю, — из-за глупости. Он там, — указывает на вторую дверь справа от нас, — предки его уже посещали. Так понимаю, что скоро и…

— Никита.

Одновременно поворачиваемся на голос мэра, который застыл в дверном проеме. Теть Сони рядом с ним нет, и я невольно напрягаюсь. Не нравится мне его взгляд. Тяжелый. И за ним ничего. Никаких эмоций. Будто тьма. Ежусь, как от холода.

— Иди, — Баринов улыбается, когда смотрит на меня, — тебя в палате ждет сюрприз.

Никита чокается стаканчиками, щелкает меня по носу и подмигивает прежде, чем пойти к старшему Баринову, который не в восторге от того, что его сын находится рядом со мной. Чтобы не ощущать давящего взгляда мэра, я тут же ретируюсь. Иду в палату к Лемишеву, где меня останавливает медсестра и делает выговор, вручая белый халат, который я накидываю на плечи.

В палате пахнет медикаментами. Славик лежит на постели с перебинтованной головой. Спит. Я сглатываю комок, который застрял в горле, и перевожу взгляд на тумбочку. Глаза увеличиваются в размере.

Там лежит кроссовка.

К слову… Моя. Та, которая слетела с ноги, когда я чуть не упала с обрыва.

Глава 44

Барин

Тачка отца останавливается перед домом. За время поездки он не произносит ни слова. Только бросает косые взгляды в зеркало заднего вида. Ожидаемо.

Видимо, копит силы прежде, чем из гранаты выдернуть чеку.

Блокирую в себе любые реакции. На них нет сил. Ожидание новостей от врача насчет Лемишева, разговор с матерью, осмотр поврежденной ноги… Как-то не удалось отдохнуть, чтобы вытянуть словесную битву с мэром. По этой причине молчу. Тупо пялюсь на картинку за окном, пока не приходит время выбраться из тачки.

— Жди в кабинете, — бросает мне отец, отвечая на звонок.

Иду мимо него по ступенькам в наш шикарный пентхаус. Еще несколько суток назад мечтал оказаться в своей кровати, а не на полуторке в летнем лагере, только сейчас от идеально начищенного паркета возникает тошнота. Конечно, всему виной кофе на голодный желудок, но и атмосфера в доме играет весомую роль. У матери было роднее и уютнее. Хоть так же одиноко что ли. Одна ведь живет.

Приказ мэра игнорирую, отправляясь в кухню, где слету открываю холодильник и достаю пару контейнеров с готовой едой. Кидаю один из них в микроволновку и смотрю, как он вертится внутри, наполняя комнату вкусным ароматом запеченного мяса. Желудок скручивает от голода, и я, жадно глядя на сочные куски, сглатываю слюну.

У матери не смог запихнуть в себя ничего, кроме минеральной воды. Почему-то после всех приключений со Славиком меня мучила не человеческая жажда. В данный момент хотел проглотить все и сразу. Мозг намеренно отключил, не думая ни о чем. Даже о Ваське с бледным лицом. Девчонка настолько серая была, что первой мыслью было, а не заболела ли она после вечерних прогулок и валяния на земле?