Онтология поэтического слова Артюра Рембо

Нефёдова Любовь

Поэтический текст является закодированным сообщением, раскодирование которого возможно только в рамках языка, на котором он первоначально создан. Для подтверждения приведём пример перевода стихотворения А. С. Пушкина на английский язык П. Тампестом и представим к художественному переводу на английский язык русский подстрочный перевод.

ТЕКСТ А. С. ПУШКИНА

Я помню чудноемгновеньеПередо мной явилась тыКак мимолётное виденье,Как гений чистойкрасоты.

ПЕРЕВОД П. ТАМПЕСТА

A magic momentI rememberI raised my eyes andyou were there,A fleeting vision, thequintessenceOf all that’s beautifuland rare.

ПОДСТРОЧНИК

к

переводу П. ТАМПЕСТА

Магическое мгновениея помнюЯ поднял мои глаза, и тыбыла там,Быстротечное видение,квинтэссенцияВсего, что прекраснои редкостно

Прямой порядок слов первой строчки пушкинского текста, символизирующий простоту и ясность случившегося события внутренней жизни, актуализирующий деятельного чувствующего, помнящего прошлое субъекта в переводе становится иверсионным. Темой поэтического высказывания у П. Тампеста становится магическое мгновение, в то время как у Пушкиан – тема высказывания: «Я помню». Чувство любви, продолжающее жить в глубинах памяти и вызывать восхищение у лирического героя А. Пушкина, у лирического героя П. Тампеста трансформировалось в квалификацию характера мгновения встречи. Мимолётное мгновение у А. Пушкина на глазах у читателя оборачивается вечностью, в то время как в переводе – это всего лишь мгновение.

Очевидно семантическое различие высказывания Тампеста «Я поднял мои глаза, и ты была там» и высказывания Пушкина «Передо мной явилась ты». Явление вневременного, вечного образа красоты и любви у Пушкина в переводе Тампеста трансформируется в неопределённое впечатление первой встречи.

Пушкинское «Гений чистой красоты» у Тампеста переведено как «квинтэссенция всего, что прекрасно и редкостно». Это выглядит как словарное определение понятия.

Тампесту удалось сохранить мелодику оригинального текста, его благозвучие, но лексико-грамматическая основа оригинального авторского текста пошатнулась, трансформировалась, стала неузнаваемой и поэтические смыслы пушкинског слова – исчезли.

Во многом новое произведение получилось у В. Брюсова при переводе на русский язык стихотворения Д. Г. Байрона «I would I were а careless child», отрывок из которого мы также прокомментируем, приведя его далее в сопоставлении с оригиналом и лексико-грамматическим подстрочным переводом.

ТЕКСТ Д. БАЙРОНА

I would I were a carelesschild,Still dwelling in myHighland cave,Or roaming through thedusky wild,Or bounding o’er the darkblue wave;The cumbrous pomp ofSaxon prideAccords not with thefree born soul,Which loves the mountain’scraggy side,And seeks the rocks wherebillows roll.

ПЕРЕВОД В. БРЮСОВА

Хочу я быть ребёнкомвольнымИ снова жить в родных горах,Скитаться по лесамраздольнымКачаться на морскихволнах.Не сжиться мне душойсвободнойС саксонской пышнойсуетой!Милее мне над зыбьюводнойУтёс, в котором бьётприбой!

ПОДСТРОЧНИК

к тексту Д. БАЙРОНА

Я хотел бы, чтобы я былбеззаботным ребёнком,Еще обитающим в моейХайландской пещере,Или скитающимся безцели сквозь сумерки наугад,Или подпрыгивающим натемно голубой волне;Громоздкость помпезнаяСаксонской гордостиНе согласуется со свободно-рожденной душой,Которая любит горныескалистые склоны,И ищет скалы, откудалавины скатываются. [22]

22

Подстрочный перевод выполнен автором монографии.

Уже первая строка Д. Г. Байрона «I would I were a careless child», представленная в переводе В. Брюсова как «Хочу я быть ребёнком вольным» разрушает онтологический уровень смысла оригинального текста. Брюсов обратился к глаголу

«хочу» в изъявительном наклонении, который довольно трудно считать смысловым эквивалентнтом английского глагола «would», который употребил Байрон. Сослагательное наклонение указывает на иной характер модальности – отношения говорящего к высказыванию. Желание быть ребёнком в переводе В. Брюсова – безапелляционно и, судя по грамматическим средствам, мыслится как вполне реальное по отношению к действительности. Желание быть ребёнком в тексте Д. Г. Байрона – условно и мыслится как нереальное, невозможное по отношению к действительности. [23] Желание быть ребёнком у Байрона звучит как пожелание. Благозвучие потребовало в переводе В. Брюсова формы изъявительного наклонения «хочу». Выражение: «Я хотел бы, чтобы я был», точно передающее модальность желаемого, но невозможного, не вписывалось в бельканто русского романтического стиха как с позиций размера, так и с позиций его синтаксической и фонетической избыточности для русского языка.

23

Развёрнутый комментарий к данному тексту представлен в работе: Нефёдова Л. К. Граничное бытие детства. – Омск, 2005. – С. 35–47.

Синтаксически избыточно с формально-семантической точки зрения в русском тексте выглядят и повторы Байроном местоимения «Я» и употребление глагола-связки в прошедшем времени. Достаточно короткое английское выражение: «I would I were a careless child», открывающее текст Байрона, включает также и синтаксические отношения сложноподчинённости, которые в переводе на русский язык требуют союзного слова «чтобы», передающего семантику необратимости. Эта семантическая избыточность в рамках одного пусть и сложного сказуемого несвойственна русской грамматике. Вероятно, поэтому переводчик счёл возможным остановиться на русском лапидарном «хочу», изменив тем самым онтологический, базовый уровень вполне определённого чёткого смысла авторского текста. В результате, оставаясь верным законам художественной формы и грамматическим требованиям родного языка, переводчик создает собственную субъективную художественную версию понимания оригинального текста.

В качестве примеров трансформации авторского смысла в художественных переводах обратимся к стихотворениям Артюра Рембо. Сопоставим строки из стихотворения «Sensation» с их художественным переводом, выполненным Б. Лифшицем.

А. РЕМБО

SENSATION

Par les soirs bleus d`'et'e,J`irai dans les sentiers,Picot'e par les bl'es, foulerl`herbe, menue:R^eveur, j`en sentirai lafra^icheur `a mes pieds.Je laisserai le vent baignerma t^ete nue.

Б. ЛИФШИЦ

ОЩУЩЕНИЕ

В сапфире сумерекпойду я вдоль межи,Ступая по травеподошвою босою,Лицо исколют мнеколосья спелой ржи,И придорожный кустобдаст меня росою.

ПОДСТРОЧНИК

Вечерами синими летнимия пущусь по тропинкам,Испещрённым зернами,мять траву мелкую:Мечтатель, я почувствуюсвежесть моими подошвами,Я позволю ветру омыватьмою голову обнажённую. [24]

24

Здесь и далее приводятся подстрочные переводы к стихотворениям Артюра Рембо, выполненные автором монографии на основе принципа сохранения лексико-грамматической основы оригинального текста и порядка слов, принятого Артюром Рембо.

Б. Лифшиц изменил образный строй оригинала, введя в свой художественный перевод реалии, отсутствующие у Рембо: «сапфир сумерек», «колосья спелой ржи», «придорожный куст», «босая подошва».

В то же время из художественного перевода исчезли реалии, определяющие онтологическую семантику ощущения у Рембо, такие как «вечера», «тропинки», «зёрна», «трава», «мечтатель», «свежесть».

Изменение системы реалий соответственно привело к изменениям ощущений лирического героя, который у Рембо чувствовал «свежесть своими подошвами» и «позволял ветру омывать свою обнажённую голову», а у Лифшица лирический герой ощущает, как куст обдаёт его влагой росы, как лицо колют колосья спелой ржи. При этом вполне наглядно исчезает активный лирический герой Рембо – мечтатель, цыган, бродяга в башмаках, подбитых ветром, безудержно свободный, устремлённый «сквозь природу» и появляется довольно мягкий, задумчивый лирический герой Лифшица, лицо которому колют «колосья спелой ржи», движение которого закреплёно в локальном пространстве межи. Кроме того усиление сенсорных акцентов осязаний в переводе нивелирует интуитивное мировосприятие, свойственное герою-мечтателю Рембо. Динамика внутренней жизни лирического героя Рембо трансформируется в статику пейзажа у Лифшица.