ООН в Азии и Африке (воспоминания российских офицеров-миротворцев)
Шрифт:
Взял Фёдор бутылку виски, стаканы, закуску какую-то, пошёл к Джеффу мириться: «Джефф, ну пусти, ну ладно, ай эм сорри». В ответ даже нам было слышно: «Get out, I don't want to speak with you, пошёл отсюда, не хочу с тобой разговаривать!» Тот опять: «Джефф, ну прости!» И всё это на такой дикой смеси английского, португальского и русского, просто сказка! Наконец, Джефф смилостивился, впустил Федора, они в комнате посидели вместе. Потом выходят, полбутылки виски осталось, вроде помирились, садятся за стол, всё хорошо, всё нормально.
Джефф успокоился, ест дальше этих перепелов. Но потом опять дёрнуло его спросить, что же это все-таки такое! Федор уже стал умный, только шутить не перестал — а зря. А рядом стоял дом полковника Фариа, и
Можно ещё отметить, что наша миссия по составу контингента была черно-азиатской. На основных должностях сидели представители африканских или азиатских стран. Индусы, бангладешцы, негры и прочие. Европейских должностей было очень мало. Русских — ещё меньше. Зато были украинские — те же Толя Рябой, Володя Фёдоров, который сидел в Air Operations Office, департаменте воздушного движения, все борты, в том числе и мы, относились к этому департаменту. О засилье на должностях африканских и азиатских граждан очень хорошо написал Михаил Точигин.
И политкорректность и толерантность, которую приходилось видеть, просто доставали. Европейцы панически боялись быть обвиненными в дискриминации, в расизме, неполиткорректности. На это, если честно, иногда было просто противно смотреть, как европейцы буквально лебезили перед неграми или азиатами. А темнокожие — особенно местные, ангольцы — пользовались этим напропалую. Это было, конечно, очень и очень неприятно. Хотя, с другой стороны, подход к ним всегда можно было найти, особенно если умеешь с ними разговаривать.
У меня в работе были постоянно все семь языков, которыми я владею: английский, португальский, испанский, бенгальский, польский, украинский, белорусский. Белорусы там тоже были — лётчики, которые были …зафрахтованы, что ли. Мы их тоже пригласили тогда на 9 мая. Их там с нами трое было.
Вертолётный экипаж?
Нет, самолётный. Уже не помню, что это был за самолёт, по-моему, Ил-62, но это не точно. Совершенно случайно мы с ними там пересеклись! В аэропорту встретились, я спросил: «Ребята, вы откуда?» Они отвечают: «Из Беларуси». Я — ух ты, земляки! Они тоже очень обрадовались. Я их сводил в магазин, помню, они купили всё, что им нужно было, а потом пригласил их: «Ребята, у нас тут 9 мая, хотите — приходите!» А у них, кажется, были какие-то свои пропуска, то есть, специально не нужно было ничего заказывать, просто их пускали как-то выборочно — то ли в определенное время, то ли до какого-то времени. Так что, как я и говорил, у нас получился такой славянский День Победы, с небольшим добавлением французов, румын, и венгров, которые хоть деньги и не сдали, но все равно потом пришли! А я им на празднике ещё сказал: что же вы, ребята, какая разница, что у нас сейчас, такой праздник, нацистов победили! В общем, напоили мы их вусмерть.
А если возвращаться к неграм и азиатам — они, естественно, на все должности пытались протянуть своих людей. Круговая порука, мафия такая — я, конечно, в словах не толерантен сейчас, только именно так всё и было. Не скажу, что они так явно зажимали белых, хотя, может, это просто я уже научился с ними бороться? Меня очень быстро
Простой пример. Приходишь по делам на приём к какому-то чиновнику, говоришь секретарше по-английски, по какому ты вопросу. А ооновцы набирали себе всегда местных секретарей и секретарш, по требованиям: знать язык и уметь печатать. Сидит такая секретарша у нужного тебе чиновника и беседует по-португальски со своей подружкой, которая к ней в гости пришла, просто болтает ни о чём. И в ответ на то, что тебе нужно к ее начальнику, отвечает: «Подождите, видите, я с человеком разговариваю!» Ладно, говорю, сажусь и слушаю, о чём они разговаривают. Они говорят по-португальски, естественно, и чаще всего ни о чём. Через некоторое время я опять вежливо спрашиваю: когда же можно попасть к начальнику? Она мне опять, уже даже возмущенно: «Подождите, я с человеком разговариваю!» А я ей в ответ: «А о чём таком важном вы разговариваете?» И повторяю по-португальски её крайнюю фразу. И по-португальски же продолжаю: «Вот об этом вы разговариваете? Это очень важно?! У меня срочная бумага вашему начальству!» Это конечно, производило эффект полной неожиданности, подружка быстренько сматывалась, девчонка хватала мою бумагу и шла докладывать. А иногда, если совсем нагло себя вели, я добавлял: «Это что, дискриминация белых? Чёрный расизм?» Тут они вообще просто раскрывали рты. Как так, вроде как они привыкли всех обвинять в расизме, ведь это они пятьсот лет были в рабстве! А тут белый им говорит, что они проявляют чёрный расизм! И именно это быстренько приводило их в чувство. Так проблемы исчезали.
Бывали какие-либо трудности с бортпереводом, у тебя или других ребят?
Слава Богу, нет, не припомню такого. Опять же, летали мы, в основном, по площадкам, в рамках расследований нарушений соглашения о прекращении огня, например. Возили наблюдателей ООН, гражданских служащих ООН, разные комиссии, должностных лиц и пр. Возили также гуманитарные грузы, но это достаточно редко.
Немало было полётов по MEDEVAC — медицинская эвакуация раненых, подорвавшихся на минах, больных.
Очень много было заболевших малярией среди личного состава воинских контингентов разных стран, иногда в очень тяжёлой форме.
Вообще наш вертолётный отряд постоянно находился в режиме «Stand by» — постоянной готовности к вылету. То есть команда на вылет могла поступить в любое время: днём, вечером, ночью. По боевому расчету у нас был один час на подготовку к полету (готовность вертолёта, экипажа), иногда даже меньше.
Наши вертолётчики проявляли чудеса героизма, не побоюсь этого сказать. Часто они выполняли посадки даже не на площадку, а просто на дорогу, изрытую воронками и освещенную фарами машин. Иногда приходилось искать площадку, поскольку соответствующие ооновские службы не могли выдать точных координат данного места. И ничего — находили и садились, и вывозили людей (раненых или больных), везли в Луанду в госпиталь. Вся ООНия рукоплескала! И люди потом были благодарны.
Так мы, например, один раз вывезли двух больных из Ндалатандо. Видимость была ужасная, потом возникли какие-то проблемы со связью с тим-сайтом, на котором находились больные. Но ничего — долетели, хоть и покружили немного над площадкой, но наши летчики смогли сесть, забрать больных и отвезти в Луанду.
Что касается полётов в большие города и, в частности, в Луанду. В столице (Луанде), конечно, был большой аэропорт, международного значения, две полосы, и график полетов там был очень плотный. Здесь уже требовалось сконцентрироваться, следить за обстановкой, и внимательно слушать, что тебе говорит диспетчер. Диспетчеры, слава Богу, были все грамотные, с хорошим английским, если что-то непонятно — повторяли еще раз, так что — проблем не возникало.
Имеешь ли какие-то награды, грамоты за службу конкретно в войсках ООН?
Конечно. У меня лично две грамоты, за первое мое пребывание в войсках ООН, в 1996 году, и за второе — в 1997 году, оба полугодия. У меня всего три «срока» службы в войсках ООН, по полгода. Есть медаль "In the Service of Peace" (На службе Мира), там, на планке цифра «3», как раз по количеству сроков службы. А грамоты — что эта медаль действительна. Все эти грамоты, медали вручались на так называемых медальных парадах, мы туда выходили в голубых беретах, голубых шарфах. Так-то мы обычно носили круглый шеврон United Nations на правой стороне, или — у кого были — такие нарукавные повязки, на которых также был нашит шеврон. Или на груди носили такие — не медальки, скорее, просто блямбы, с эмблемой ООН.