Опаленные
Шрифт:
Убедившись, что я доела, мой самец интересуется, не нуждаюсь ли я в посещении туалетной комнаты, а потом ведет меня по наполненным самцами коридорам. Я держу голову низко опущенной, дабы никого не спровоцировать, потому что еще не привыкла, что я чья-то.
Класс, куда меня привел самец, раза в два крупнее наших. В конце его стоят стойки с пристежками для самок, но Фим усаживает меня за стол рядом с собой. Он, наверное, что-то придумал, вряд ли будет добровольно так сильно рисковать. И тут мой самец… он гладит меня по руке, как будто хочет успокоить. Я едва удерживаюсь,
– Объяснитесь, – требует вошедший самец…
По-моему, это преподаватель. Он выглядит иначе, чем те, к кому я привыкла, но стек в его руке указывает на статус. Мой самец встает, глядя прямо в глаза вошедшему.
– Выбор только сделан, – сообщает Фим. – Нужно время на адаптацию.
А затем мой самец начинает ссылаться на какие-то мне незнакомые работы и инструкции. Преподаватель благосклонно кивает, значит, объяснение принято и стимуляции не будет.
Это очень хорошо, на мой взгляд. Уроки я, правда, большей частью не понимаю, наверное, потому что я самка. Но тщательно записываю все услышанное, ведь Фим приказал. За уроками следует обед, вот тут за меня выбирает мой самец. Не знаю почему, но я же послушная?
– Сейчас нам нужно немного отдохнуть, – говорит Фим. – После обеда положено час поспать, а потом будем разбирать тобой не понятое.
– Да, мой господин, – ритуально отвечаю ему, хотя внутри все сжимается от страха.
Вот оно… Он будет разбирать со мной, а потом накажет за непонимание. Видимо, Фим из тех самцов, которым нужен повод. Что же… выхода у меня все равно нет, остается надеяться, что это будет хотя бы не очень долго и я смогу ходить после наказания. Он же знает, что я самка, значит, просто хочет послушать, как я плачу…
Грустно обманываться в самце, но чего может ждать самка? Ведь я его собственность…
Глава третья
Серафим 2074
– «Кондоры»! Много! – на этот раз голос говорит на совсем другом языке. Он слышен очень плохо, сквозь какие-то шумы, треск, шипение. «Помехи». Это слово не имеет для меня никакого смысла, но я почему-то понимаю его. Оглядываюсь по сторонам, чтобы определить, куда на этот раз занес меня сон.
Я сижу в тесной кабине… самолета? «Спитфайр» – подсказывает память. – «Нацисты рвутся к Лондону, чтобы убивать, надо остановить их любой ценой!»
Какие «нацисты»? Как остановить? Я не понимаю этого, но руки, кажется, действуют сами по себе. Мой самолет переворачивается, заставив дыхание замереть, потом дергается из стороны в сторону. Я понимаю, что это фигуры пилотажа: «бочка», «вираж», «переворот Иммельмана»… Моя машина рвется навстречу черной туче. Врагов, кажется, множество, они летят на крупных самолетах, чтобы… убить? Как тех детей в белых панамках? Нет! Я не хочу этого допускать! Теперь-то я могу что-то сделать!
Они несут смерть женщинам, старикам, детям… Дети! Детские сады, приюты, школы… Больницы… Ведь твари бьют
В горячке боя я забываю о ведомом, а вот «Кондоры» не забывают обо мне. Горячая сильная боль пронизывает тело, и я…
Я давлю желание вскинуться – рядом со мной самка, она не должна ничего заподозрить. Понимание того, что меня убили и теперь город беззащитен, затопляет меня, поэтому лежу, замерев. С трудом давя в себе слезы, я переживаю свое поражение. Пусть это поражение было только во сне, но я чувствую его так, как будто все произошло в реальности.
Моя самка спит… Ну, или притворяется. В любом случае у меня есть время, чтобы подумать о произошедшем. Что-то меня смущает в ушедшем сне, кроме его общей необычности. Пытаюсь вспомнить – было же нечто особенное, оно буквально проехалось по нервам… Кроме самоназвания врага, было же что-то еще, вот только что.
Бросив взгляд на самку, отмечаю, что Вика явно боится, и тут до меня доходит: я во сне думал о стариках, женщинах и детях. Дети – термин знакомый, «старики» – только теоретически, но «женщины»… Не самки – женщины! Это слово значит что-то важное для того меня, который во сне. Надо подумать об этом, а еще – почему боится Вика? Я же ей не угрожал ничем, а она явно испугана, даже побледнела вся.
– Что с тобой? – спрашиваю ее. – Почему ты боишься?
– Мой господин ищет повод для наказания, – отвечает она мне.
Еще вчера такой ответ воспринялся бы нормой, а сейчас… Сейчас он мне неприятен, не могу понять почему. Уже хочу сказать что-то, но в последний момент ловлю себя за язык – Дионис есть везде. Нужно позаниматься с самкой, может быть, это ее отвлечет? Все же что-то меняют мои сны во мне. Я просто чувствую это.
– Мне не нужно искать повода, чтобы наказать тебя, – судорожно пытаюсь сформулировать. – Наказание важно, лишь когда ты действительно провинишься. Иначе оно не имеет смысла.
Кажется, успокоилась. Вика не выглядит ребенком, поведение у нее, правда… Я не знаю, как охарактеризовать такое поведение, но мне хочется защитить ее от всех напастей. Почему-то нет подобного желания, о котором предупреждают учебники – оплодотворить на месте. Скорее согреть ее, хотя в личном помещении не холодно – здесь не тренировочный зал. Спрятаться бы от Диониса и успокоить Вику, но это просто технически невозможно.
– Давай разберемся, что ты не поняла на уроке, – предлагаю ей. Опять задрожала. Что же с ними такое делают? – Наказания не будет, будет разговор.
– Почему? – удивляется она. Ох, сейчас я буду манипулировать словами…
– Ты будущая мать, – объясняю я ей. – На свете существует такая наука: «генетика». Несмотря на то, что возможности твоего мозга невелики, повышая твой интеллект, мы можем получить более умных детей, что хорошо скажется на экспедиции.
– Спасибо… – едва слышно шепчет самка.