Опаленные
Шрифт:
– Чем бы ты хотела заняться? – продолжает Фим.
Еще вчера я бы сидела в ступоре, не понимая, почему его вдруг интересуют мои желания. А сегодня… Он как тот мастер, что работал рядом со мной на «заводе». Ссохшийся весь, но не сдавшийся. Вот и в глазах моего… мужчины я вижу эту решимость. К чему он готов? Что для себя решил?
– Можем продолжить наши занятия, – предлагаю я, даже не задумавшись о двусмысленности собственной фразы. Почему-то я уверена, что он поймет.
– Хорошо, – соглашается Фим, потянувшись за учебником. Он действительно понял!
Хотя вот того сладкого ощущения мне тоже хочется, но попросить
Все раздумываю, почему мне приснился этот странный сон, и не могу понять. А еще – что же приснилось моему… мужчине? Он надо мной сейчас буквально дрожит, я чувствую это. Именно это ощущение очень необычно, как будто мы действительно в сказке, особенно я.
– Я предлагаю поесть, – сообщает мне Фим. Это даже не предложение, это он меня в известность поставил. При этом совсем не угрожает наказанием, что было бы логично.
– Хорошо, – киваю я. И снова вижу его необыкновенную улыбку.
Мой… мужчина… Он снова просит меня подождать, пока принесет еды, но тут я не выдерживаю, спросив – почему? Почему он хочет, чтобы я ждала его здесь?
– Здесь с тобой ничего не случится, – объясняет мне Фим. – Никто не нападет, не сделает больно, не будет издеваться.
– Рядом с тобой со мной ничего не может случиться, – напоминаю ему. – Только поводок не забудь.
Мне неприятен уже этот самый поводок, но сидеть, запершись, нельзя – рано или поздно у кого-нибудь возникнут вопросы, и хорошо это точно не закончится. Фим знает, что я права, но почему-то… боится за меня? Разве так бывает?
Глава пятая
Серафим 2074
– Товарищ лейтенант, танки! – яростный выкрик, в котором даже внимательное ухо командира не может расслышать панику, ознаменовал начало нового сна. Сна, в котором две зенитные установки всеми силами стараются остановить черные приземистые коробки. Остановить, не пустить дальше, не дать убивать родных людей. Я понимаю, что «товарищ лейтенант» – это я. Растерявшись, не знаю, что предпринять, но мои руки и губы уже командуют сами.
– Батарея, на прямую наводку! – выкрикиваю я, приказав развести орудия в стороны, чтобы ударить в борт, потому что в лоб шансов пробить было мало, а так… – Огонь!
Откуда я это знаю, почему умею, – нет ответа. Но я знаю – в лоб коробки, называемые «танки», не пробить, а пробить надо. За нашей спиной – не успевший эвакуироваться госпиталь, школы, детские сады, да и просто люди – женщины и мужчины. Я не имею права пропустить «танки», не могу позволить этим черным убивать людей. И две установки встают на прямую наводку, чтобы остановить врага «любой ценой». Я понимаю, что это за цена, да и мои бойцы понимают: мы останемся здесь навсегда.
Здесь я учусь не столько командовать, я учусь стоять «любой
Я открываю глаза, уже не вскидываясь. Ощущаю какую-то внутреннюю уверенность – я справился, значит, я могу. А еще я знаю, что за Вику готов просто разорвать, а не только умереть за нее. Что-то меняют во мне эти сны… И, главное, вокруг меня люди, настоящие люди, вот что важно. Оглядываясь вокруг, я начинаю понимать, что на нашем корабле нет людей. Все же почему эти сны снятся именно мне?
Вика тоже меняется. Сейчас она спит, подергивает руками во сне, как будто что-то делает. Но и утром она уже была другой – спокойной, безэмоциональной, что позволяет сделать простой вывод. Но почему? Что такого произошло? Именно на этот вопрос у меня ответа нет. Не понимаю…
Завтра будет обычный день, нужно проявлять осторожность и помнить о Вике. Она называется «девушка». Это слово возникло у меня в памяти, когда я командовал во сне. Сегодня же у нас еще есть время. Время побыть вдвоем в спокойной обстановке. В личных помещениях относительно безопасно – бдит только Дионис. Что снится Вике, интересно?
Пока она спит, я делаю разминку – прямо так, не одеваясь, чтобы камеры сосредоточились на мне. Есть у меня странное ощущение наблюдающего взгляда, как в лагере. Так и хочется показать номер, которого у меня на руке, конечно же, нет. Но чувство, тем не менее странное. Впрочем, мне не привыкать.
Только вот есть еще одна проблема. Я слишком быстро меняюсь, гораздо быстрее, чем можно было бы объяснить, или же у меня просто недостаточно знаний, что вполне, кстати, возможно, – все-таки я отнюдь не гений. С другой стороны, Дионис на это изменение никак не реагирует, значит, или не фиксирует, или для него оно несущественно.
Укладываюсь рядом со своей Звездочкой. Она начала просыпаться, а мне вдруг захотелось сделать ей приятное, поэтому я начинаю ее гладить так, как в книге написано. В прошлый раз же хорошо получилось? Вика приоткрывает губы, правда, что это значит, я не знаю. Ей нравится или нет?
Решаю не прекращать, тем более что в учебнике указано, что прекращение этого действия на середине плохо сказывается на здоровье… самки. Неприятно мне называть ее самкой, есть же хорошее слово – «девушка», вот его и надо использовать, но привычка нет-нет, а дает о себе знать.
Вика начинает дышать глубже, но ничего не делает, не останавливает меня, значит, все хорошо. По крайней мере, так говорит учебник, сам-то я не знаю, конечно. Дальше нужно проверить, выделилась ли влага, и если да, то можно переходить к проникновению, когда речь идет о спаривании, или же продолжать чуть выше, если нет. Я не хочу принуждать Вику к спариванию, а стараюсь только, чтобы ей было хорошо, как вчера.
Внезапно девушка зажимает ногами мою руку и несколько раз содрогается, не позволяя мне продолжить. Послушно замираю, глядя на нее; что делать дальше, я просто не знаю, а она держит мою руку, не позволяет убрать. Наконец ее глаза раскрываются. Они очень красивые, даже слова трудно подобрать, чтобы рассказать об этом. Наверное, рано или поздно научусь.