Опасная находка
Шрифт:
Ситуация накаляется. В воздухе повисает напряжение.
Марку больше нечего разыгрывать. Он не знает, где самолет. Ему придется либо блефовать, либо отступать.
Он пытается сделать и то и другое.
— У меня больше нет этих координат. На данный момент уже нет. Но я могу дать примерное описание, где…
— Стоп! — рявкает незнакомец. — Хватит болтать.
Марк подчиняется.
— В своем сообщении ты сказал, что координаты у тебя, теперь выясняется, что их нет. Прошу, объясни: почему? Потому что ты планируешь продать эти координаты в другом месте? Надеюсь, ты понимаешь, что эти деньги перечислены тебе за флешку и местоположение
Они стоят и молчат, напряжение нарастает, приближая неизбежное.
В мгновение ока рука незнакомца ныряет в карман и появляется оттуда с пистолетом. Я не удивляюсь, я с самого начала знала, что у него там оружие. Удивительно только, как быстро разворачиваются события. Он направляет пистолет на Марка. Марк стоит, окаменев из-за внезапного поворота событий.
Я всем сердцем жалею, что пистолета нет у меня. Хотя он у меня был. Теперь он у Патрика. Где бы тот ни находился.
Я инстинктивно оглядываюсь, но вокруг никого нет. А когда снова смотрю на поляну, оказывается, что Марк сдвинулся на шаг. Он повернулся к противнику боком, и теперь у него в руке пистолет. Мой пистолет. Я вижу серебристый скотч на рукояти. Каким-то образом он отнял мой «Глок» у Патрика. О господи! Это Марк послал ко мне Патрика. Вот как Марк обо мне позаботился. Вот почему я больше не доставлю проблем: он послал Патрика, чтобы тот обо мне позаботился. Внезапно за их спинами в воздух шумно взлетает лесной голубь. И происходит множество событий сразу.
Марк вздрагивает от неожиданного движения. И, наверное неосознанно, нажимает на курок, потому что он снова вздрагивает от удивления, когда пистолет стреляет, посылая оглушительную волну грохота через лес. Я же говорила: у «Глока» нет предохранителя.
Высокий человек стреляет почти в ту же секунду. Что, без сомнения можно назвать самообороной. С его точки зрения, пуля Марка прошла мимо него только случайно, и он стреляет, чтобы защитить себя.
Красный цветок распускается на груди Марка. Все происходит так быстро, что я пытаюсь убедить себя, будто мне это почудилось. Марк отлетает назад, вскидывает руку, цепляется за дерево. Опирается на него всем весом, но колени его подводят. И в следующий миг Марк уже лежит на земле. Два выстрела все еще гремят у меня в ушах.
Высокий человек осматривает деревья, окружающие поляну, прежде чем приблизиться к руке Марка, вытянутой на грязной лесной подстилке. Он наклоняется. Марк стонет, его дыхание с хрипом вылетает облачками пара в холодный воздух.
Незнакомец забирает у него мой «Глок». Мой «Глок»! Мне приходится напрячь каждую мышцу тела, чтобы не позволить себе закричать.
Какое-то время он смотрит на Марка. И стреляет еще раз, целясь Марку в грудь. Тело нелепо дергается на листьях.
Я не дышу. Я даже не помню, когда перестала дышать. С запястья моей сжатой в кулак руки на листья капает кровь. Ногти впились в ладонь так сильно, что повредили кожу. Я остаюсь неподвижной, насколько мне удается. Я не буду плакать. Я не выдам себя. Я не умру рядом с Марком.
Он бы за меня не умер.
Я едва не врастаю в землю, крепко зажмуриваюсь и молюсь, чтобы все поскорее закончилось.
На поляне раздается шорох: высокий человек шагает, собирая свои вещи. Я прижимаюсь щекой к влажной земле. А потом слышу неторопливые удаляющиеся
Я лежу неподвижно несколько минут, которые кажутся мне десятилетиями, но никто ко мне не подходит. Чуть позже я медленно поднимаюсь. Он лежит там, в грязи и прелых листьях, одетый в свой лучший костюм и пальто. Мой Марк. Возле его неподвижного тела валяется мой рюкзак. Рюкзак, который забрал Патрик. Я только сейчас его замечаю. Наверное, он с самого начала был у Марка. Я ковыляю к нему.
Это очень странное чувство. Я не уверена, что смогу его описать. Любовь, которую я испытывала к Марку, никуда не делась. Я что угодно отдала бы, чтобы вернуться в прошлое, но это невозможно. Я приближаюсь нерешительно, осторожно. Если он все еще жив, он может убить меня. Закончить то, что начал. Но когда я оказываюсь возле него, он не поднимается. И от этого мне еще хуже.
Я сажусь рядом с ним на корточки и смотрю на него. Все то же красивое лицо, те же волосы, губы, глаза. Та же теплая кожа.
Я осторожно касаюсь его руки. Он не реагирует. Осмелев, я склоняюсь к его голове. Приближаю щеку к его рту: зеркальное отражение жеста, который я повторяла тысячу раз. Но вместо того чтобы ожидать поцелуя, теперь я пытаюсь ощутить тепло его дыхания на щеке. Пытаюсь его услышать. Я наклоняюсь к его груди, избегая горячего пятна крови. И слышу тихое, приглушенное биение сердца. Он все еще здесь. Он все еще жив.
Я осторожно убираю волосы с его лба.
— Марк? Марк, ты меня слышишь? — шепчу я. Ответа нет.
Я наклоняюсь ближе.
— Марк… Марк! Это Эрин. Ты меня…
И тут его глаза открываются. Он смотрит на меня, взгляд его рассеян и затуманен. Он громко кашляет и содрогается от боли. Он умирает. У нас всего минута.
На миг он встречается со мной взглядом, и я вижу вспышку узнавания, как бывает у больных Альцгеймером: это снова мой Марк. А потом она меркнет. И другое выражение темным облаком проносится в его глазах. Он смотрит на меня, и этот взгляд я никогда не забуду. Теперь я это вижу: как он на самом деле ко мне относится. Факт, мимолетный, но неопровержимый. И вот его больше нет.
Птица вскрикивает далеко в лесу, и я вздрагиваю. Я снова оглядываю деревья, но там никого нет. Поднимаюсь на ноги и какое-то время стою, потерянная, разбитая, неподвижная.
А потом я хватаю свой рюкзак и бегу прочь.
Вначале я не знаю, куда бегу, но на ходу у меня формируется план. Включается инстинкт самосохранения. Мне нужно найти телефон-автомат. Телефон, который нельзя будет отследить. На полпути обратно к дороге я едва не спотыкаюсь о тело Патрика. Он лежит на земле, раскинув руки. У него перерезано горло. Я бегу дальше.
Вскоре я добираюсь до дороги, истощенная, дрожащая. Низко надвигаю шерстяную шапочку на свой израненный лоб. Вытираю со щеки кровь Марка и направляюсь к телефонной будке, расположенной в деревне.
На часах 6 : 53. Он поднимает трубку после восьмого гудка.
— Эдди? Это Эрин. Я с автомата. Все… пошло не так. Дело очень плохо. — Мой голос дрожит, глаза наполняются слезами. Я говорю, как люди в новостях, беженцы, жертвы бомбардировок. Наверное, у меня шок.
Я дрожу, запинаюсь, задыхаюсь. Отчаянно пытаюсь сохранять подобие нормальности после того, как вся моя жизнь разлетелась на куски. Я замечаю, что рука над щелью для монет трясется, вместе с сжатой в ней скомканной карточкой с номером Эдди и очередной монетой. Что вообще сейчас произошло?