Опасная тихоня
Шрифт:
Однако мои психологические опыты, к которым я имею давнишнюю склонность, на этот раз завели меня в тупик. Потому что директриса сказала о той, кого я уже намечала в собеседницы:
— Зоя Леонидовна у нас только год, поэтому о Елене Богаевской рассказать вам ничего не сможет, Надежда Петровна тоже, а вот Нина Пантелеевна… Нина Пантелеевна, Богаевская при вас училась?
— При мне, — ответила подтянутая и молодящаяся, на которую я меньше всего рассчитывала, и предупредила:
— Только у меня через двадцать минут урок.
— Я вас долго не задержу, —
— Тогда я пошла, — объявила директриса, посчитавшая свою миссию выполненной, — а вы поговорите. Может, еще кто-нибудь подойдет из преподавателей, которые давно работают.
Нина Пантелеевна, которая, оказывается, учила саму Богаевскую, посмотрела на часы и заметила:
— Скоро Рогозина должна быть. Она у Богаевской специальность вела, она побольше моего вам расскажет. А я преподаю сольфеджио, и мой предмет студентки не очень любят. И меня тоже, кстати, за строгость.
И она рассмеялась. В глазах у нее была «чертовщинка», которая даже самую старую женщину делает лет на десять моложе. Она, несомненно, следовала золотому правилу: настоящая женщина в тридцать должна выглядеть на восемнадцать, в сорок — на двадцать семь, а в сто — на девяносто девять. Мне это правило тоже хорошо известно, но я им преступно пренебрегаю и в свои тридцать три на них же и выгляжу, а когда хвачусь, поди, поздно будет.
— Значит, хотите писать про Богаевскую, которая не захотела нас осчастливить своим меццо-сопрано? — поинтересовалась мудрая Нина Пантелеевна. — Надо же, такие ожидания были, мы уже своим студенткам все уши прожужжали, хотя, если на то пошло, какое отношение она имеет к нашему училищу, а мы — к ней? Ну, проучилась один год… У нас столько таких было, только мы других не очень вспоминаем, потому что с них взять нечего. И она, видно, тоже не считает, что чем-то обязана училищу, да и городу тоже. И то верно: она же сама всего добилась, как теперь говорят, сама себя сделала. Так, может, и тяжелее, зато вернее.
— А какой она была пятнадцать лет назад, когда училась здесь, вы помните? — спросила я.
Нина Пантелеевна сунула руки в карманы хорошенького пиджачка в стиле «Шанель» и передернула плечами:
— Да обыкновенная! Абсолютно ничего особенного, училась по классу фортепьяно, в хоре, правда, солировала. Атак… Ничего особенного. Выйдите в коридор и посмотрите на наших студенток, она точно такая же была.
— Зато сейчас какая! — мечтательно протянула вмешавшаяся в разговор молоденькая Надежда Петровна.
— А вот это феномен, — задумчиво произнесла Нина Пантелеевна. — Как простенькая девочка превращается в роковую красавицу? Все очень просто: дух, одухотворенное лицо. Она не ходит ежедневно на опостылевшую службу, чтобы заработать гроши, она творит!
Ход ее рассуждений мне нравился, но, признаться, мало что объяснял. А я хотела знать, почему Богаевская сбежала из города, наотрез отказавшись выступить с запланированными концертами.
— Но она проучилась у вас только год… — напомнила я.
— И правильно сделала, что уехала, — отрезала Нина Пантелеевна, — за нее тогда, конечно, родители
Прямо у меня над головой что-то отчаянно зазвенело, будто миллион хрустальных рюмок разбили одновременно. Я вздрогнула, а Нина Пантелеевна сказала:
— Ну вот, это звонок, мне пора на занятия. Взглянула в зеркало, висящее на стене, чуть-чуть подправила локон в прическе, взяла в руки папку и была такова. Немного же я узнала. Кстати, у молоденькой Надежды Петровны и той, что куталась в шаль, на лицах было написано разочарование, не меньшее, чем у меня.
Но тут дверь распахнулась, и на пороге возникло новое действующее лицо: искусственная блондинка лет сорока пяти с добрым, но болезненным лицом.
— Уф-ф! — пожаловалась она, водрузив на стол большую хозяйственную сумку. — Думала, сегодня не доберусь. Автобус на полпути сломался, следующий пришлось полчаса ждать…
— Это она, Рогозина, — шепнула мне молоденькая Надежда Петровна, — она у Богаевской специальность вела.
Я внимательнее присмотрелась к блондинке. Впечатления легендарной личности она не производила. А она сняла пальто с воротником из чернобурки, повесила в шкаф и стала греть руки у батареи:
— Ох, замерзла!
— Вера Степановна, а ведь вас ждут, — между тем сообщила молоденькая преподавательница.
— Меня? — Вера Степановна уставилась на меня с удивлением. — Здравствуйте. Вы меня ждете? Вы родительница? — пыталась она догадаться, с кем имеет дело.
— Это из газеты, — многозначительно доложила молоденькая и вздохнула с сожалением:
— А мне пора на урок. — Наверное, она была не прочь выслушать вторую часть воспоминаний о Елене Богаевской, но, как говорится, не судьба.
Кстати, вслед за ней ушла и Зоя Леонидовна в пуховом платке, так и не произнеся ни слова, а мы остались с Верой Степановной Рогозиной один на один. Может, это и к лучшему.
Глава 10
— Леночка была чудесная девочка, способная, старательная, ничего плохого сказать про нее не могу, — задушевно поведала мне бывшая преподавательница примы. — Такая трудолюбивая, я всегда была ею очень довольна. И я очень горжусь, что у меня занималась сама Елена Богаевская. Хотя уж и не знаю, вспомнит ли она меня. Ирина Анатольевна хочет пригласить ее в училище, не знаю, согласится она прийти или нет.
— Думаю, что нет, — буркнула я.
— Почему? — В глазах уже немолодой преподавательницы метнулась детская обида.