Опасное наваждение
Шрифт:
– Нет, моя дорогая Венера, – возражал король, – вы меня никогда не утомите и не заставите скучать. Я закрываю глаза и представляю, что иду по волшебному лесу, слушая пение экзотических птиц. Знаете что, синьор Локкателли? Я, пожалуй, построю новое здание оперы в Мюнхене. На это потребуется два года. Согласится ли моя Венера петь на его открытии?
– Она достигла необыкновенных успехов, – признал старый учитель. – Редко мне приходилось встречать ученицу с таким пониманием музыки. А через два года она будет готова петь в лучших домах Европы. Да, ваше величество. Начинайте строить свой оперный театр
Шесть месяцев спустя после моего прибытия в Мюнхен мы с королем Людвигом гуляли в саду рядом с королевским дворцом. Только что закончилось представление «Фауста».
– Я видел, как на тебя заглядывался молодой капитан фон Бюлов, – сказал король. – Ты вскружила ему голову.
Я слегка приподняла бровь.
– Фон Бюлов? Капитан? О, да, я помню его. Он каждый день посылает мне цветы и записки.
– Очаровательно!
– Но у него ужасный почерк, и я не прочла ни одной из них, – призналась я. – Так что не представляю даже, что он там мог написать. Кроме того, я ненавижу цветы! Это плохая примета.
– Ты все еще очень молода, моя дорогая. Ах, если бы только Лист вернулся в Мюнхен.
– О чем ты говоришь, Людвиг? Надеюсь, ты не пытаешься свести меня с ним? Я не желаю становиться одной из тысячи жертв обаяния Ференца. Зачем давать пищу для разговоров всем этим напудренным придворным мартышкам? – Я помолчала. – Неужели ты всерьез предлагаешь мне завести любовника? – Король выглядел обескураженным. – Разве мне не достаточно моей музыки и учебы? Меня не интересуют мужчины, их внимание или их домогательства.
– Как жаль, – пробормотал король. – Ты знаешь, что тебя во дворце называют «Снежной королевой»?
– Правда? Очередные лживые слухи, распускаемые нашим другом Вольфгангом.
– Похоже на то. Но, как всегда, репутация холодной женщины не сдерживает, а, наоборот, только раззадоривает мужчин. Если у тебя будет хотя бы один постоянный любовник, это положит конец сплетням: тебя оставят в покое.
– Ваша логика слишком запутанна.
– Ты не должна позволять, чтобы отрицательный опыт с одним человеком заставил тебя возненавидеть всех мужчин, – настаивал король. – Сейчас ты думаешь, что любовь – это иллюзия, что мужчинам нельзя доверять. Ты собираешься посвятить себя Искусству, Красоте и Музыке. Все это согревает жизнь таких стариков, как я. Но ты молода и полна сил. Нельзя вечно отгораживаться от людей ледяной стеной. Годы летят очень быстро, и в один прекрасный день ты обнаружишь, что тебе одиноко. У тебя, разумеется, останутся толпы поклонников, но ни одного любимого.
Я остановилась и взяла его руки в свои.
– Из всех мужчин, которых я встречала со времени моего приезда в Мюнхен, – сказала я нежно, – только один заслужил мое уважение и привязанность. Я не могу отдаться никому другому. – Я легонько поцеловала Людвига. – Я не создание из мрамора, не фигура на картине. Я женщина, и мне нужны знаки внимания иного рода, не только подарки и стихи. Я благодарна за все, что ты дал мне – пожалуйста, пойми меня правильно! – но мне очень тяжело быть идолом, мне невыносимо наблюдать, как тот, кого я люблю, лишь издалека преклоняется передо мной. Женщине нужна близость, нужна теплота.
Даже в полутьме я видела, как залилось краской его лицо.
– О, моя
– Я прошу не больше, чем простых прикосновений и близости – таких же невинных, как между детьми. Взаимные объятия в темноте. Такие приятные ощущения! Только и всего, ничего больше. Ты придешь ко мне сегодня вечером? Скажем, через два часа? Я буду так счастлива. Пожалуйста. – Бедный мой собеседник замер от страха. Сейчас-то я понимала, почему он восхищался красотой на расстоянии и вознес меня высоко: когда я приблизилась к нему, сойдя с пьедестала, он был готов бежать без оглядки. – Мы выпьем немного шампанского, – сказала я успокаивающе, – а потом я буду петь для тебя цыганские песни. А ты прочтешь мне свои стихи. Пожалуйста, скажи, что ты придешь.
– Разумеется, моя дорогая. Через два часа, хорошо? Я поцеловала кончики своих пальцев, легонько коснулась ими его щеки и ушла. Мне надо было успеть еще так много.
– Быстрее, Анна, – воскликнула я, вбегая в свою комнату. – Сегодня ночью я должна творить чудеса, и мне нужно для этого кое-что. Спустись в кухню и принеси оливкового масла и лярда, потом поможешь мне переодеться. Надо скорее найти доктора Теллера.
Одевшись в скромное платье, я быстро прошла в комнаты королевского врача. Мне пришлось поднять его из кровати, и он выглядел очень разочарованным, когда увидел, кто его ждет.
– Расскажите мне, что не в порядке с королем? – напрямик спросила я. – Только побыстрее, у меня мало времени. Я хочу помочь ему.
– Послушайте, юная особа, – сказал доктор слегка обиженно, – я не должен…
– Он ваш пациент? Не волнуйтесь, вы не прогадаете, вам только спасибо скажут. Еще раз спрашиваю, что с ним такое?
Доктор нахмурился. Я повторила, что если он поможет мне и я преуспею, то его щедро вознаградят. Обещанная награда и перевесила чашу весов в мою пользу. Он прокашлялся и сказал:
– Король – импотент.
– Что это значит?
– Что он не может нормально… эээ… функционировать.
– Почему? – допытывалась я. – Он был ранен? Какой-нибудь несчастный случай?
– О нет, ничего подобного! Он испытывает… затруднения не на физическом уровне, а на эмоциональном. Все очень просто: он восхищается женщинами, но боится их до смерти.
– Да, я сама стала этому свидетелем. Ну что ж, если там нет никакой физической причины, его можно излечить. Что вы ему прописали?
– Он сидит на специальной диете. Умеренное количество алкоголя и много мяса.
– Диета! – фыркнула я. – Какая глупость.
Я вернулась в свою комнату и смешала немного специальной «цыганской» мази. Затем я одела кружевное, кофейного цвета, белье, поставила шампанское в лед и отослала Анну спать. Король прибыл полчаса спустя, в половине второго утра. Он ушел в восемь, и я проводила его прощальным поцелуем. В его кармане была маленькая склянка с мазью, и я наказала ему смазывать ею «больное» место дважды в день или даже чаще. Мы не делали ничего, только лежали, обнявшись, словно два невинных младенца. Я не беспокоилась и не торопила события. Лечение только начиналось, и оно должно было занять несколько недель. Как только Людвиг перестанет меня бояться, он излечится от своего недуга.