Опасное сотрудничество
Шрифт:
— Нет, я всегда думал о тебе как о своем Гарвине.
— Гарвин! Полоумный помощник Аркадии Браун, — возмутился он.
— Гарвин не глупец, — теперь негодовала я. — Он просто менее одарен, чем его напарница, и вынужден полагаться на ее мужество. И экспертизу. И интуицию.
Стокер изрек что-то еще более отвратительное, чем до этого произнес его брат, и опустился на стул.
— Какое замечательное «привет, как дела», — проворчал он. — В Гарвине нет ничего кроме мышц.
— Чепуха. На тебя тоже довольно приятно смотреть. Не сейчас, конечно, с губой, торчащей
Это была вопиющая ложь. Стокер не был почти красив, он был совершенно восхитителен, и не вопреки своим недостаткам, a благодаря им. Шрам, неподстриженные волосы и признаки грубой жизни только заставляли его казаться более реальным. Тибериус представлял картину идеального джентльмена, одетого с иголочки, но Стокер был всем, что я считаю правдивым, ярким и живым в мире.
К моему удивлению, он прекратил дуться. Внезапно Стокер сел прямо, пристально глядя на меня.
— Что ты имела в виду? Как Тибериус связан со всем этим? Почему его портрет оказался на клавесине? Полагаю, он был влюблен в Розамунду.
Я повторила грустную историю Тибериуса о его злосчастных отношениях с леди и последующем разрушительном браке. На протяжении всего рассказа Стокер молчал, изучая свои ноги с непроницаемым выражением лица. Когда я закончила, он глубоко вздохнул.
— Этот невыразимый ублюдок, — пробормотал Стокер. — Кто бы мог подумать, что он заставит меня жалеть его. Никогда не догадывался, что все было так плохо. Знаешь, он был гордостью и радостью отца. Наследник королевства, — сказал он, широко размахивая руками. — Я был только кукушонком в гнезде.
— Твой отец, по-моему, был не из тех мужчин, которые легко принимают неверность жены, — размышляла я. — Почему же он признал тебя своим сыном?
Стокер невесело улыбнулся.
— Потому что знал, так ей намного больнее: я целиком в его власти, а она не может меня защитить. По закону я был его ребенком. Он мог меня бить или морить голодом, и мать ничего не могла с этим поделать. Тонкая и изощренная жестокость, как все, что он делал.
— Он часто тебя бил? — спросила я, старательно отводя взгляд. Некоторое время назад я узнала, что наблюдать боль Стокера невыносимо трудно.
— Нет. В том-то и тонкость. Он знал, что гораздо эффективнее делать это редко и без провокаций. Я никогда не знал, когда удар последует и почему. Он думал, что будет держать меня в цепях, и какое-то время так и было. Пытки Тибериуса были более приземленными.
— Такие как?
Стокер пожал плечами и скривил губы.
— Сломать вещи, которые Тибериус любил. Отобрать его любимую лошадь. Вытащить из школы, где он процветал, поместить в школу, которую он ненавидел. Отец практиковал это со всеми детьми. Методика была разработана, чтобы ужесточить нас, сделать истинными Темплтон-Вейнами. Руперт опустил голову и делал, как ему велели. Он никогда не восставал, никогда не сопротивлялся. Мерриуэзер был слишком молод для худших игр отца. Кроме того, у старого дьявола был полон рот забот
— Ты сопротивлялся, — предположила я.
Он улыбнулся.
— Всякий раз, когда имел шанс. А когда мне было двенадцать, ушел из дому совсем. Отец не особо возражал. Он наводил справки, отправлял детективов и в конце концов притащил меня назад. Азарт пропал, когда отец понял, что я просто уйду снова. Тибериус разработал собственные стратегии для борьбы с ним.
— Какие стратегии?
— Тибериус научился никогда не любить, чтобы это не было использовано против него. Надел маску, которую ты так хорошо знаешь. Отполированную облицовку урбанистики, настолько отстраненную и высокомерную, что мой брат вполне мог бы жить на Олимпе. Он не склоняется к нам, простым смертным. Вот почему история с Розамундой беспокоит меня. Это делает Тибериуса человеком.
— Тибериус сказал мне, что его жена умерла при родах. Что случилось с младенцем?
— Умер тоже. Почти сразу после рождения.
— Как трагично! — воскликнула я.
— Тем более, что это был мальчик. Сын и наследник Темплтон-Вейнов. Потерял его при рождении.
— Что он будет делать без наследника? — спросила я. — Как ты думаешь, Тибериус снова жениться?
Стокер прищурился.
— Зачем? Ты собираешься продолжать эту вашу нелепую комедию обручения? Если вы намерены довести дело до конца, не устраивайте июньскую свадьбу, прошу вас. Такое clich'e.
— Не будь гадким. Отлично, я расскажу тебе простую и довольно глупую правду об этой шараде с помолвкой. Малкольм Ромилли католик и несколько консервативен. Тибериус решил, что если он представит меня невестой, я буду выглядеть респектабельнее, чем женщина, путешествующая с мужчиной, с которым никак не связана.
— Я знал это, — заявил Стокер с мягким триумфом.
— Ты не знал. Ты был явно раздражен мыслью, что я могу стать твоей невесткой.
— Память мне изменяет.
Я фыркнула.
— Признаюсь, я очень привязана к Тибериусу. Но это не разубедит меня в непоколебимой решимости не выходить замуж. Однако у Тибериуса есть титул и связанные с этим обязательства. Что с ними будет?
Он снова пожал плечами.
— Руперт следующий в очереди, и у него, к счастью, четверо сыновей. Продолжение рода обеспечено, пока Тибериус не возражает против того, чтобы все в конце концов перешло к нашему племяннику.
— Подозреваю, он не захочет еще раз жениться. Он довольно горько говорил о супружестве и о том, что его сердце разбито из-за Розамунды…
Глаза Стокера округлились от изумления.
— Его сердце разбито? Ты не можешь всерьез так думать.
— Конечно, я вполне серьезна.
— Невозможно.
— Почему же?
— Чтобы разбить Тибериусу сердце, он должен обладать им. Поверь мне, у него нет сердца.
— Чушь. Ты сам только что сказал, что Тибериус научился охранять свои чувства. Люди, вынужденные прибегать к таким уловкам, как правило, испытывают сильные эмоции, когда их чувствами пренебрегают.
— Если ты так считаешь, — ответил он с безумным спокойствием.