Опасность предельного уровня
Шрифт:
– Как обошлось? – спросил Джабраил так строго, словно не он был инициатором и виновником инцидента, а сам Ахмат, вопреки его приказу, что-то учудил.
– Хорошо. – Ахмат невысказанный упрек не принял. – Очень хорошо. Я стал чуть ли не национальным героем. Мне даже предлагали на ночь оставить во дворе машину с нарядом. Сам начальник горотдела звонил. Ценят.
Джабраилу показалось, что Ахмат сам в собственных глазах вырос до ценного кадра, достойного защиты, и это было смешно, потому что все, за что Ахмата оценили, сделано
– Из чего ты стрелял? Как они записали?
– Из автомата. Я же и встретил их с автоматом в руках.
Автомат и сейчас был в руке Ахмата, словно подтверждал его умение за себя постоять. В понимании ментовского капитана настоящие герои, похоже, когда спят с женой, руку со спускового крючка не снимают. Это вызвало еще одну короткую улыбку Джабраила, в полумраке, впрочем, незаметную.
– Их было несколько человек. Ты стрелял одиночным. Почему не очередью?
– Предохранитель тугой. Успел только на одиночный переключить.
– Пусть так. А если из Паленого извлекут пулю?
– Зачем?
– Надумает кто-нибудь экспертизу сделать.
– И что?
– Калибр, сам понимаешь...
Ахмат слегка растерялся, но быстро вышел из положения:
– Скажу, что и пистолет с собой был.
– Какой пистолет? У тебя штатный «макаров»... А пуля от «беретты»...
– И что делать? – Ахмат как легко приобрел, так же легко и растерял свой авторитет.
И Джабраилу хорошая мысль в голову не пришла. Но надо как-то Ахмата успокоить, чтобы он не проявлял излишней активности до поры до времени. И потому Джабраил подсказал то, во что, он был уверен, не поверит ни один следователь:
– Значит, делаешь так. Если что-то начнется. Только в этом случае, если что-то начнется, ты говоришь, что сразу не стал усложнять ситуацию. Побоялся, что не так поймут. Но ты стрелял из автомата. И тебе показалось, что был еще и выстрел со стороны дома. И Алан у тебя порой в сторону дома лаял. Но понятия не имеешь, кто бы мог тебя подстраховать. Мало ли врагов у Юрки Шкурника. С его привычкой всех обманывать и хапать все, что ему не принадлежит, но до чего рука дотягивается.
Джабраил вдруг замолчал, о чем-то сосредоточенно думая.
– Я понял, – сказал Ахмат. – Надеюсь, до этого дело не дойдет.
– Я уверен, что до этого дело не дойдет, – сказал вдруг Джабраил бодро.
Таким тоном поддерживают упавших духом. Ахмат именно так понял интонацию. Джабраил же имел в виду совсем другое. Он знал, что Урусхан свое дело сделает, и сделает на совесть.
– Ладно. Пойду собираться, – повернулся к двери Ахмат. – Даже часика не отдохнул. Уже утро. Побриться надо. Все-таки телевидение снимать будет.
– Подожди. Я сегодня уезжаю. Свое дело я сделал. Ты тоже свое сделал, но поддержи еще хромого Александэра. Ему нужно отправить бригаду в Москву.
– Я помогу ему, – согласился Ахмат, не понимая, чем он может
Ахмат ушел, плотно прикрыв за собой дверь и оставив Джабраила в темноте. Джабраил посмотрел на часы с фосфоресцирующей стрелкой. Семь утра. Как быстро ночь пролетела. Но он усталости не чувствовал. Кажется, он понял, зачем приходил Юрка Шкурник. Он привык все хапать. Он по натуре хапуга. Получил сто тысяч баксов и решил, что у Джабраила осталось слишком много. Решил хапнуть и то, что осталось.
Джабраил достал трубку мобильника и набрал номер Урусхана. Тот ответил сразу, словно спал на трубке.
– В одиннадцать часов ко мне. Буду спать, буди.
– Я буду, эмир. В одиннадцать часов, – гарантировал Урусхан.
– Прихвати с собой тот «дипломат», что я тебе оставлял.
– Понял.
После этого набрал еще один номер:
– Завгат, это я. Я завтра уезжаю. Около одиннадцати. Подготовь все.
– В половине одиннадцатого я подъеду к дому, – не вдаваясь в детали, ответил Завгат.
Вдаваться в детали и не надо было, потому что все детали продуманы и обсуждены заранее. Джабраил всегда так поступал...
3
Ночь для Юрки Шкурника выдалась трудная... Сначала прощание с десятью своими бойцами. Не самое ласковое прощание. Потом раздумья. Нелегкие раздумья. Долго добирался до дома Джабраила, потерял одного из самых верных своих людей, сам еле жив остался, остальных людей, скорее всего, тоже потерял, а теперь еще и тайник надо искать, понятия не имея, где он находиться может...
И все это не налегке, а имея за плечами вещевой мешок со ста тысячами баксов. Очень тяжелый вещмешок, потому что эти баксы не граммами и не килограммами измеряются, а годами будущей жизни не в нищете... Ответственность большая. Конечно, можно и без такого груза под пулю угодить или, что еще хуже, в лапы федералам или местным ментам. Но без груза не так обидно. С грузом, со своим личным грузом чувство ответственности многократно возрастает, хотя, случись что, нет разницы, с грузом ты или нет – конец может быть только одним. И невозможно даже думать о том, что эти баксы могут потом кому-то достаться. Кому-то, кто не мечтал так о них, кто не жаждал их заполучить, кто не предавал ради этого нелегкого груза многих и многих людей...
– Беслан, послушай меня внимательно, и не зевай так громко – пуля в рот залетит. – Голос у Шкурника почти ласковый. И разговаривает, как учитель со школьником. – Паленый, как ты знаешь, был человеком очень грамотным, а ты у меня есть очень сообразительный... Грамотность нам с тобой сейчас особая не нужна, а вот без твоей сообразительности никак не обойтись... Подумай, где в таком большом доме может быть хозяйский тайник?
Беслан в носу поковырял, чтобы лучше думалось, и ответил без сомнения: